Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
Шрифт:
— Ну, полагаю, придется мне повидаться с Кудесником! — Я сделал последнюю попытку восстановить старые мосты между Гордоном Маером и Бобом Джексоном, и улыбка портье чуток оживилась. Хотя, конечно, лучше бы он подмигнул.
Ладно, спросим об этом попозже. А пока я потянулся к сумке.
— Позвольте, я позову кого-нибудь помочь вам с…
— Гордон, сколько лет я приезжаю сюда?
— Много, мистер Джексон.
— Тогда тебе известен расклад. Эта конторка твоя. Эта сумка моя. Махнемся?
Лицо Гордона дрогнуло, взгляд стал почти
— Нет, мистер Джексон.
Проклятье! Еще попытка.
— Все еще дрыхнешь на посту?
— Иногда.
— Так как тогда насчет того, чтобы все-таки поменяться берлогами? Не желаешь занять Клоунетту?
— Больше никогда, мистер Джексон! — Теперь Гордон действительно ухмылялся, словно вопреки самому себе портье наконец-то осмелился вернуть старый заведенный порядок общения Джексон — Маер.
— Тогда я пошел.
Пусть невидимые гремлины, для которых время только деньги, добавят в свои реестры сострадание и чувство юмора, и тогда мы еще сможем спасти «Маклин», мирную трехзвездную гавань в холодном и суетном мире.
Прихватив сумку, я направился к лифтам, поднялся на пятый этаж и прошел по длинному, тускло освещенному коридору в заднюю часть гостиницы, к номеру 516.
Обращаться с новомодным магнитным замком я научился в других отелях. Я сунул внутрь карточку и толкнул знакомую старую дверь.
Вот оно.
Впечатление от 516-го накатывало на меня двумя волнами. Первая волна — «порыв потустороннего», как это я называю, — глубокая неосознанная тревога, укол смутного страха, который я неизменно ощущаю, когда в первый раз открываю дверь в Клоунетту. Даже не сам Паяц, а это чувство, пронзающее мозг, рассекающее душу, рождает во мне желание повернуться и убежать. Во время каждого визита я испытываю его, только когда впервые распахиваю створки.
А вторая — лицо.
За древней двуспальной кроватью, слева от вечно зашторенного тройного окна, оно цветет на несущей стене, отчего-то все время сочащейся влагой, выбивающейся из сердцевины старого здания, в полутора метрах над полом — на единственной стене, не заклеенной обоями. Никогда не заклеивавшейся.
Паяц. Семь пятен; в них можно вообразить размытый образ лунного человечка, но так же легко принять их за сероватые кляксы на фоне последнего слоя краски.
Лицо пытались прикрывать картинами, зеркалами, прочими декоративными финтифлюшками, но на свете есть поистине странные штуки. Сырость, пестующая пенициллиновые поля, здесь ни при чем. Дело не в том, что придвинутая к стене мебель покрывалась плесенью изнутри и снаружи и ее приходилось убирать. Пятно сухое сухое на ощупь, без всякого гнилостного запаха.
Паяц двигался.
Поместите что-нибудь перед ним: картину или буфет, — и в течение недели, чаще всего ночью, наш субчик выглянет сверху или сбоку. Еще пара дней — и он совсем выползет из укрытия. Уберите
Специалисты говорили о микроклимате, о воздушной конвекции в пространстве между пятном и тем, что его заслоняет, о перераспределении влаги, о проблемах в ядре дома и тому подобном. Больше нигде в здании сырость не выступала. Никаких объяснений тому, что лицо двигалось.
Пусть этот номер сдается со скидкой, предложили спецы, а то и бесплатно. Только не превращайте его в кладовку. Пусть будет открыт, пусть проветривается. Посчитаем потери: минус одна комната из почти шестидесяти — это не так уж плохо.
Вот почему «Маклин» отказался от поисков каких-либо разумных научных объяснений.
Стояло быстротечное бабье лето дурной славы: месяц или два сенсационных статеек в бульварной прессе, даже гостевая колон ка в «Таинственных домах» Росса Хаслана. Но диковинки привлекают любопытных, и дирекция это быстро сообразила. Владельцы гостиницы сделали заявление для печати, сообщив, что новейшая влагоизоляционная технология устранила проблему. Когда же звонили журналисты или осведомлялись прибывшие лично охотники за сенсациями, им говорили, что лицо исчезло.
Но оно осталось тут во всей своей сумрачной, туманной, блеклой красе. И вот что странно — управляющие сочли цветовую гамму пятна выигрышной. Стену выкрасили желтовато-коричневым, что отлично контрастировало с тремя стенами, оклеенными банальными обоями с тусклым бело-желтым узором. Кляксы на таком фоне казались менее насыщенными, менее зловещими. Я сам был свидетелем оливкового, красноватого и даже убийственного шоколадного оттенков. Но темные цвета лишь подчеркивали дефект — очередная шуточка окраски, освещения, туринского эффекта номера 516, словно Паяц твердо намеревался обезопасить свое место в этом мире.
Мои мысли явно где-то витали, поскольку стук в дверь испугал меня до судорог.
Я поспешил открыть, но сперва глянул в глазок, узнать, кто там. Никого не обнаружив, я предположил, что это горничная оставила на пороге свежие полотенца или вазу с фруктами — что-то, не требующее передачи из рук в руки.
Но, когда я распахнул дверь, на полу ничего не лежало. И никого не было. На первый взглядникого, поскольку, когда я повернул голову в сторону лифтов, в коридоре, в нескольких шагах от двери, увидел Гордона.
— Черт! — воскликнул я. Потом увидел, что он протягивает мне бутылку вина, и тут же выпустил на лицо свою самую ослепительную улыбку.
— Видите ли… э… мистер Джи, — пробубнил Гордон. — Насчет давешнего. Простите… Я просто хотел передать вам это. И приветствовать вас.
— Гордон, что происходит? Проверка персонала? Ты был так официален.
— Точно. — Он украдкой окинул взглядом коридор. Портье все еще нервничал.
— Ты рискуешь работой?