Лучшие годы жизни
Шрифт:
– Ты не можешь на что-то решиться? – Спросила она, не в силах понять Юрия.
– Да на что решиться-то? – Он измученно рассмеялся. – Мне решаться не на что. Передо мной нет никакого вопроса, я не выбираю ничего… Но ощущение такое, будто выбираю… Ответить на вопрос, который не прозвучал, не сформировался… Да, вот в чём дело! Я понял.
– Что?
– Во мне зреет какой-то вопрос.
– Какой?
– Не знаю! Вопрос набухает, как книга. Но его ещё нет, поэтому я не понимаю, в чём дело. Но он уже присутствует, как зародыш в женщине. До ребёнка далеко, но изменения в организме уже начались. Понимаешь?
– Понимаю.
Таня поцеловала Юрия в губы.
– Юр? – позвала она после двух-трёх минут молчания.
– Что?
– Ты можешь пообещать мне?
– Не могу. Сначала скажи, чего ты хочешь.
– А ты пообещай.
– Нет. Скажи, о чём речь.
– О твоих книгах.
– О новых? Хочешь вырвать из меня обещание, что я сяду работать, когда мы вернёмся домой? Угадал?
– Да. Хочу. Обещай мне, что оставшееся время ты будешь писать. Ты обязательно должен завершить «Коричневый снег».
– Почему именно его?
– Потому что там надо лишь подшлифовать. Книга почти готова.
– А я кое-что новое начал.
– Почему не прислал мне почитать? – Она навалилась на Юрия и впилась глазами в его лицо. – Почему я не читала? Где? Где оно? В Москве есть текст?
– Разумеется.
– Ну ты и сволочь! – В голове её не прозвучало ни малейшего намёка на шутку. – Не прощу тебе этого!
Она перевернулась, отползла от Полётова и уставилась в стену.
– Танюш, ты что? Ты обиделась?
– Ещё как! Ты просто настоящий гад, – она говорила, не изменяя положения, обращаясь к стене. – Ты же знаешь, как я жду этого от тебя…
– Малыш, я хотел сделать сюрприз. Мне нужно подправить некоторые моменты.
– Теперь я не смогу спать. Теперь я не дотерплю до Москвы.
– Дотерпишь…
Татьяна рывком села на постели и шлёпнула Юрия ладонью по груди:
– А ну рассказывай, о чём книга. Живо!…
***
Рейс на Москву задержался почти на три часа. В здании аэропорта стояла нестерпимая духота, кондиционеры не спасали.
Полётов протянул Татьяне бутылочку холодной кока-колы.
– Устала? – спросил он.
– Жара вымотала. – Таня медленно поднесла ко рту пластиковую трубочку и сделала глоток. Её лицо было красным, жёлтые волосы прилипли к мокрому лбу. – В первые дни мне не показалось, что здесь так ужасно. Что же тут летом-то творится?
– Странно, что мы ещё ноги переставляем. То на солнце изжариваемся, то в прохладное помещение ныряем, то в раскалённом автобусе трясёмся… Никогда больше не поду сюда.
– Не понравилось? – слабо улыбнулась Таня.
– Экзотики должно быть в меру. Знать бы только, где эта мера…
– Ой, слушай! Кажется, наш рейс объявляют.
– Наконец-то! Я уж начал думал, что придётся здесь издохнуть…
Самолёт оказался наполовину пустой, и многие пассажиры заняли по два-три места, с наслаждением вытянувшись на свободных креслах, как на кроватях. Таня выпила холодной газированной воды и сразу уснула. Юрий укрыл ей ноги пледом и, заказав себе бутылку вина, устроился рядышком. Лететь предстояло долго, но спать не хотелось, поэтому он достал блокнот и принялся делать пометки. Ровный гул двигателей успокаивал, ничто не отвлекало…
Когда самолёт совершил посадку, Юра с изумлением обнаружил, что исписал мелким почерком почти все листы. Так продуктивно он давно не работал.
– Малыш, мы в Москве, – он осторожно потрепал Таню по голове.
– Я ещё немного, я попозже…- пробормотала она.
– Вставай, – Полётов заставил её проснуться.
Она поднялась с трудом и пожаловалась:
– Качает…
Выйдя из здания аэропорта, Юрий взял такси. Время шло к полуночи, поэтому до Москвы добрались быстро, по освещённым рекламными огнями улицам промчались стремительно, оставляя за собой шлейф вьющейся мокрой пыли, поднятой с залитого лужами асфальта.
Дома Таня опять быстро уснула, безвольно запрокинув голову и разметав руки. Юра долго стоял возле кровати, с беспокойством глядя на измученное любимое лицо. Только сейчас он заметил, насколько оно изменилось за последние несколько часов: глаза изрядно заплыли, щёки обмякли, губы вяло обвисли, лоб покрылся красными пятнами. Если бы Полётов увидел это лицо на фотографии, то не узнал бы Татьяну.
«Устала. Смертельно устала. Может, ей нельзя в такой климат? Чёрт возьми, она никогда не выглядела так ужасно! Будто мёртвая… И зачем только мы поехали? Отдыхать? Кому нужен такой отдых, если после него смертельная усталость?»
Он выключил свет в спальне и прошёл на кухню, стараясь двигаться бесшумно. В холодильнике стояла початая бутылка водки. Он наполнил рюмку до краёв и медленно выпил её содержимое. Ледяной напиток побежал вниз по телу, пустил в стороны жгучие морозные лучи, которые тут же сменялись тёплыми волнами. Полётов налил вторую рюмку и снова выпил. В животе стало горячо.
«Надо вздремнуть».
Он быстро разделся и вернулся в спальню. Таня никак не отреагировала на его появление…
Она открыла глаза только к полудню. Взгляд её был тяжёлым, лицо казалось ещё больше оплывшим, чем вчера.
– Не выспалась? – спросил Юрий.
Таня молча обвела глазами комнату и протянула Юрию вялую руку. Он пожал её.
– Может, поспишь ещё?
Она покачала головой:
– Нет. Тошнит…
А через час она попросила тазик, и её начало рвать.
– Уйди, – отгоняла она Юрия. – Оставь меня! Не трогай! Я сама.
Он растерянно топтался поблизости, садился на пол, бережно придерживал руками Тане голову, протирал её влажным полотенцем, уходил, ополаскивал таз и опять возвращался.