Лучшие годы жизни
Шрифт:
– Что ж…
Мы прошли в ресторан отеля. Отовсюду со стен взирали бронзовые лепные амурчики, прятавшиеся за бронзовыми же лепестками виньеток, торжественно блестели золотом изысканные канделябры, массивные багеты с цветочными узорами обрамляли старинные масляные полотна с видами Венеции.
Болеслав сидел с женой за столом у окна. Весь его облик олицетворял глубочайшее спокойствие и уверенность. Его жена, напротив, выглядела напряжённой, очень натянутой, с усилием державшей себя в руках. Она была молода и красива, но красота её была, пожалуй, чересчур изысканной: тонкий
Мануэль Рамирес приветственно махнул рукой, привлекая внимание Болеслава. Тот улыбнулся.
– Доброе утро, – поздоровался Мануэль по-испански.
– Приветствую.
– Я не один. Хочу представить вам моего друга, – Рамирес указал на меня. – Только что встретил его возле отеля.
Болеслав кивнул мне.
– Журналист из России, – представил меня Мануэль.
– Юрий Полётов, – добавил я.
На лице Трынчева отразилось удивление.
– Юрий Полётов? – переспросил он по-русски. – Писатель?
Теперь настал мой черёд удивляться:
– Откуда вы знаете, что писатель?
– Месяца два тому назад мне привезли из Москвы ваши книги. Я до сих пор нахожусь под впечатлением. Вот уж не думал, что буду иметь честь познакомиться с автором лично.
– Вы читали мои книги? – не поверил я. – Не предполагал, что кто-то за рубежом знаком с моим творчеством.
– Я распорядился, чтобы мне прислали что-нибудь ещё из ваших произведений, но меня уверили, что больше ничего не публиковалось.
– Это правда. Но месяца через два появится ещё пара книг… А вы прекрасно говорите по-русски, господин Трынчев.
– По-английски, по-французски и по-арабски тоже. Люблю учить языки. Есть в этом необъяснимое очарование. Сейчас принялся за греческий… Послушайте, Юрий, я так ошеломлён нашей внезапной встречей, что забыл представить вам мою жену. – Он величественным жестом указал на сидевшую напротив него блондину. – Это Памела. Но она владеет только английским языком.
Молодая женщина ответила любезной улыбкой на мой поклон и сказала торопливо:
– Дорогой, мне пора. Ты присоединишься ко мне?
По лицу Болеслава пробежала тень замешательства. Он глянул на меня и проговорил медленно:
– Я приду прямо на площадку, Пэм. Хочу поговорить с господином Полётовым.
– Но ты обещал, что мы будем вместе! – она поджала губы, капризно дёрнула подбородком.
– Дорогая, я приду чуть позже.
– Моё появление нарушило ваши планы? – с беспокойством спросил я.
– У жены сегодня съёмка, – пояснил Трынчев. – Она нервничает. Хочет, чтобы я был рядом… Ох уж эти женщины!
– Не буду задерживать вас, – я поспешно поднялся из-за стола.
– Юрий, я не могу расстаться с вами вот так… Упустить такой случай! Мы должны обязательно увидеться, поговорить, – Болеслав встал. – Как долго вы будете в Венеции? Может, встретимся завтра? Завтра все ужасы на съёмочной площадке заканчиваются.
– Завтра? – Я изобразил размышление, а сам
– Чудесно! – воскликнул Болеслав. – Договоритесь обо всём с Мануэлем. Мне пора бежать… Дружище, – он похлопал Рамиреса по плечу и указал глазами на меня, – не отпускайте далеко этого человека. Подумать только – Юрий Полётов! За последние годы я не читал ничего лучше! Как жаль, Мануэль, что вы не знаете русского языка. Вы лишаете себя настоящего удовольствия.
– Когда-нибудь, надеюсь, эти книги переведут на испанский, – отозвался Рамирес.
– В мире всё слишком стремительно меняется, – сказал Болеслав уже через плечо. – Не следует рассчитывать на «когда-нибудь»!
Болеслав и Памела скрылись.
– Надо же! – проговорил Рамирес. – Он читал твои книги. Он тебя не знает, но книги читал. А у меня всё наоборот… Мне тоже хочется почитать, раз они произвели сильное впечатление на Трынчева. Все говорят, что у него исключительный вкус. Ты знаешь, что он много помогает музыкантам?
– Любит музыку?
– Обожает. Он вообще любит искусство… Ты удовлетворён знакомством?
– Спасибо, Маноло, ты оказал мне великую услугу…
На следующий день мы снова встретились. Я привёл с собой Костякова.
– Извините, что я не один, Болеслав. Но мне было неловко оставлять моего друга одного в чужом городе, – я придал моему лицу максимальное смущение.
– Вы тоже пишете? – спросил Болеслав, обращаясь к Костякову.
– Я заведую отделом экономической информации в журнале, – ответил Павел, следуя разработанной легенде. – Сам редко берусь за перо. Больше приходится разгребать информацию, выискивать, что подать и под каким соусом.
Трынчев кисло улыбнулся:
– Не люблю журналистику. Скользких людей она собирает под своей крышей. Похуже политиков. Ха-ха! Что ж, надеюсь, мы с вами проведём время в приятной беседе, – сказал он и предложил нам бокалы с вином. – В обществе господина Полётова было бы просто грешно не поговорить о литературе… Скажите, Юрий, вы упомянули о двух новых книгах.
– Да, контракт с издательством уже у меня на руках.
– Как вам удаётся так быстро работать? – удивился Болеслав.
– Трудно объяснить. Да я и сам не понимаю. Видите ли, когда я сажусь работать, во мне словно включается какой-то механизм. Я не знаю, что это за механизм, но если я сосредоточусь на книге, то пишу почти автоматически, не останавливаясь. Иногда до изнеможения.
– Вам кто-то надиктовывает? Есть такие авторы, которые слышат голоса.
– Никаких голосов я не слышу. Поэтому и говорю, что не понимаю, как это происходит. Не в любую же минуту я могу сесть и начать писать. Надо, чтобы внутри меня вызрел плод… Кстати, сейчас издатели меня торопят, и я начинаю немного халтурить, чересчур поспешаю. Идей много, хочется поделиться с читателем сразу всеми книгами, которые я мечтаю сделать. Настоящей гонки, конечно, ещё нет, но я чувствую, что уже приближаюсь к допустимой грани…