Лучшие страхи года
Шрифт:
— Теперь-то я тебе нравлюсь, а? Нравлюсь? Теперь я хорош для тебя?
Я подняла пистолет Джона, прицелилась и… я не знаю, как мне удалось это сказать, но я сказала:
— Убирайся!
Вряд ли он услышал меня в своем безумии. Но я не колебалась ни мгновения. Я спустила курок. Пуля пролетела у его головы — даже ближе, чем мне хотелось бы, — и лишь тогда он опомнился. Он уставился на меня, но все, что я могла видеть, это искаженные черты моего дорогого, любимого Джона. Какой кошмар… кошмар…
— Вон отсюда, — повторила я.
— Я еще приду за тобой, — сказал он, и клянусь, в его голосе не осталось ничего человеческого. — Теперь я твой муж,
Он поднял руку и показал мне жуткий кусок плоти… Господи, умоляю тебя, только бы это была не плоть Джона! Хайдрик размахивал этим куском, словно военным трофеем.
Я выстрелила снова, и на этот раз пуля оторвала часть его уха. Он выронил вонючий кусок падали и завопил от боли и испуга; я видела, как его подлая кровь брызнула на чистый, белый снег. Словно последний трус, он бросился к своей хижине, визжа и чертыхаясь. Сейчас здесь тихо, но у меня нет ни малейшего сомнения, что он придет за нами, может быть, с наступлением темноты, когда взойдет луна. Я только ранила его, и его рана не опасна. Но переживем ли мы, Мэри-Кэт и я, эту ночь?
Мы одни, нам никто не поможет. Как мне защитить своего дорогого ребенка от этого безумца, от преследующего нас чудовища? Сейчас меня поддерживают лишь воспоминания о маме, о тех ночах, когда она, уже смертельно больная, лежала в фургоне, держала меня за руку и говорила, что я останусь в живых, а она нет. Я отвечала ей: «Нет, мама, мама, ты же сильная, ты же такая сильная, а я слабая!», но она сказала мне, что я могу измениться. Когда придет время, я изменюсь. Я не знаю, права ли она, но я чувствую, что мне уже не стать прежней.
Луна взошла. Ее широкий, круглый лик освещает оскверненную, забрызганную кровью землю. Волчий вой разносится над замерзшим озером, опустевшими хижинами и засыпанными снегом деревьями. Осталось четыре пули. Боюсь, что их слишком мало, но если не будет другого выхода, я приберегу одну для себя и еще одну для Мэри-Кэт. Господи, дай мне силы сделать все, что от меня потребуется, чтоб мы остались в живых!
Из городской газеты Сакраменто, 21 апреля 1841 г.
В лесной глуши найден ребенок под охраной волков — среди царящего вокруг кошмара
Подробности происшедшего таковы.
Всю Калифорнию потрясли шокирующие и невероятные новости, которые сообщили участники спасательного отряда под руководством мистера Генри Гарроуэя. Отряд выехал на помощь партии переселенцев, вынужденной остаться на зимовку в горах. Слухи об этом событии ходят самые фантастические, и редакция городской газеты сочла необходимым изложить факты, которые удалось узнать от самого мистера Гарроуэя.
Участники спасательного отряда выехали из Форта Саттера в последнюю неделю марта, и им пришлось пробиваться сквозь многочисленные снежные заносы, чтобы добраться до противоположных склонов гор, где находился лагерь, разбитый злополучными переселенцами. Высланные вперед разведчики, обнаружившие лагерь, сразу же повернули назад — такой отталкивающей была открывшаяся перед ними картина. Лить произнеся совместную молитву, спасатели нашли в себе мужество осмотреть место, где свершились дела столь ужасные, что обычный человек не в силах их описать, потому что для подробного описания требуются отвага и талант, достойные великого Данте.
Спасатели увидели перед
С ужасом глядели спасатели на эту кошмарную сцену, с тяжелым сердцем начали они осматривать хижины, одну за другой. Как это ни ужасно, в каждой хижине были обнаружены части человеческих тел, словно разорванных на куски дикими зверями; и такой ужас вселяла в сердца людей эта картина, что некоторые из членов отряда невольно упали на колени и стали молить Господа избавить их от такой горькой участи.
А теперь представьте, как были поражены участники спасательного отряда, когда услышали в этом безжизненном и разоренном месте плач маленького ребенка!
Из письма Элизабет Бьюэлл к ее дочери Мэри-Кэт, удочеренной семейством Гарроуэй.
Моя дорогая, я верю, что они уже на подходе. Прошлой ночью я слышала их, хотя они были еще далеко, на вершинах, но теперь я чувствую, как весенний ветер доносит сюда их запахи. Завтра они будут здесь и найдут тебя.
Мне мучительно больно расставаться с тобой; так больно мне не было, даже когда я хоронила своего любимого мужа, твоего любящего отца Джона Бьюэлла. Я видела, что сделал Хайдрик с его телом — о, дитя мое, я молюсь о том, чтобы тебе никогда не пришлось увидеть нечто подобное! Мне тяжело об этом вспоминать, и это самое страшное из цепи испытаний, которые начались со смерти твоей бабушки, Юлии Штоклазы, в самом начале нашего путешествия.
Твой отец, лежа в нашей хижине на озере, говорил, что это нечестивое место, а потом сам себя называл богохульником. «Бог покинул нас», — кричал он, но я бы сказала, что Бога здесь никогда и не было. Мне кажется, что мы покинули те земли, где могли надеяться на Его милость, и попали в странный и древний край, где еще правят старые боги и где властвуют кровь и смерть, и низменные страсти. Твоя бабушка знала об этом, Мэри-Кэт, она шептала мне об этом, лежа на смертном одре. «Запомни, — говорила мне она, — когда понадобится, ты изменишься». «Ты изменишься», — говорила она, и я сначала не могла понять, что же она имела в виду. Но потом она рассказала о женщинах-оборотнях из ее родной страны, которые убегают в леса в полнолуние, и там их настигает изменение. Она сказала, что я должна делать, чтобы спастись от опасности, которую она предвидит, и защитить тебя. Я не верила ей, но, похоже, мне нужно было дойти до последней степени отчаяния, чтобы поверить. Я поступила так, как говорила мне она, и все изменилось, моя дорогая, все изменилось, кроме моей любви к тебе.
Я думала, что смогу вернуться, когда все закончится. Потому что я пошла на это, только чтобы защитить тебя, мое золотце, в ту ночь полнолуния, когда Хайдрик явился за нами, и не о спасении своей жизни я думала, а только о том, чтобы спасти тебя, ведь я должна была жить, чтобы уберечь тебя от беды, и ничего другого мне не нужно. Откуда мне было знать, что обратного пути не будет, что измениться обратно я уже не смогу? Как смогла бы я вернуться к людям после такой чудовищной перемены? Теперь у меня другая семья, и я вынуждена тебя покинуть.