Лучший исторический детектив
Шрифт:
— Куда это ты собрался?
Веня налетел на человека, резко остановился и изменился лицом, узнав его. «Про волка обмолвка…» Веню буравили холодные голубые глаза.
— Никуда я не собрался. Вернулся вот.
— Откуда? — раскатистый смех старого знакомого отозвался холодом в затылке. Веня ощутил, как на затылке стянуло кожу и взмокли подмышки. Этого знакомца страшно было во сне увидеть, а тут так не вовремя.
— Говорите, чего хотели. Спешу я, — нахмурился Веня, нервно задышал, раздувая ноздри.
— Ну-ну… Ладно тебе! Мы же друзья. Нам и делить-то нечего. Давай пройдёмся, поговорим.
Веня кивнул, соглашаясь. Может и был у него выбор… Вот взять развернуться и уйти по своим делам. Ну что он сделает? Побежит следом или силой попытается остановить? Меряться силой не имело смысла, да и сила то тут не причём. Веня боялся знакомца, и Пасечник тоже боялся. Есть такие люди, что как посмотрят в глаза, то всю душу выймут. От таких людей нужно подальше держаться. Нужно, да не получилось. Тут ещё и Рузя скандалит, денег требует. Рузя! Одна надежда, что она услышит новость раньше, чем…
Веня бестолково плёлся шаг в шаг следом за знакомцем. Мимо потянулся кладбищенский забор и крайние могилы, что местами стали обсыпаться от времени и снежной зимы. Так бывает, как только вся снежная красота сходит, то тянет за собою всё, что не крепко зацепилось. Вымыли весенние ручьи кладбищенскую глину, оставили протоки и неглубокие овражки вдоль насыпи забора. Один полуразрушенный склеп был совсем размыт: домовина из-под глины досками гнилыми на мир смотрела, а кости собаки отрыли. Так и узнали, что за балкой есть такая могилка. Поправили её, службу заказали, чтоб совесть не мучила. В Бога Веня не верил, потому считал, что службу зря служили, а вот выпить за упокой потревоженного покойника следовало. Потому после каждого случая на Кальварии садились они с Пасечником и пили горькую до утра.
— Далеко ещё? Сколько идём и слова ни одного не сказали, — сказал Веня и посмотрел на небо.
Вверху над кустом вербы кружил удод, расправил веером хохолок, вытянул узкий клювик и словно рвался прочь от людей, почуяв опасность. Яркий и крикливый птах смешно летел, рывками удаляясь в балку, такой жёлто-солнечный на фоне безоблачного неба.
В горле вдруг забулькало, обожгло и горячее потекло на грудь. Веня схватился за шею и отпрянул от боли. Он посмотрел на пальцы с каплями крови, потом на удалявшуюся спину знакомца, на летевшего вдалеке жёлтого птаха и стал заваливаться на кованую оградку. Веня цеплялся за увитую пожелтевшим на солнце плющом калитку, пальцы не слушались и соскальзывали, немея. Последней, что увидел, была пожухлая трава на глинистой кладбищенской земле.
Пан Пётр уже битый час сидел на лавке возле входа в Управу в ожидании Мрозовского. Пётр намеревался написать жалобу на сыщика, но предварительно желал посмотреть тому в глаза и сказать всё, что он думает о сыске и всей «двуйке». Листик, вырванный из ученической тетради, лежал аккуратно сложенный в четверо во внутреннем кармане пиджака и тешил самолюбие сторожа похлеще материнской похвалы.
— Доброго дня пан Пётр! — Мрозовский улыбчиво прошел мимо лавочки со сторожем, поздоровался и, не останавливаясь, направился ко входу в Управу.
— А если бы вы знали, что я вас тут дожидаюсь, то так же бы обрадовались или честно прошли бы мимо не здороваясь?
От такой тирады Мрозовский замер на месте, развернулся и внимательно посмотрел на сторожа.
— Чего так смотреть? Я не панянка красивая, чтоб любоваться, — надулся сторож, поднялся с лавки и подошел к Мрозовскому. — Я к вам, пан сыщик. К вам и к вашему начальству.
Мрозовский не сдержал удивленного возгласа, который больше походил на сдавленный крик больного хряка, которого скоро прирежут, не дожидаясь праздника, чтоб сам не издох.
— Ну, проходите, если вам есть, что мне сказать, — сухо сказал Мрозовский и жестом пригласил за собой.
Сторож на секунду замялся, потом подумал о чём-то, махнул рукой и решительно вошёл следом.
— Так что ж у вас для меня есть, пан Пётр? — спросил Мрозовский, вальяжно развалившись в кресле.
— Труп у меня для вас есть, пан сыщик, — коротко ответил сторож и собрался насладиться результатом.
— Скажем так, вы меня не удивили. Ваших трупов на каждого горожанина хватит. А если ещё и те курганы раскопать, где захоронены защитники крепости от набегов турецких, так и вовсе по два трупа на нос.
— То не трупы, — тихо ответил пан Пётр, явно обидевшись за такие сравнения.
— Что вы изволили сказать? — улыбнулся Мрозовский.
— Изволил сказать, что в могилах покойники, а не трупы. А у меня для вас как раз второй вариант имеется. Вчера нашёл.
— А что ж сразу не сообщили? — настроение у Мрозовского сразу испортилось. Новое расследование прибавку к жалованию не добавляло.
— Меня мертвецы мало волнуют. Человек помер, а я живой. Значит, мне нужно поспать и поесть. Ему-то уже ничего не нужно, подумаешь, одна ночь на свежем воздухе. Считай, обжился на новом месте, — пожал плечами сторож.
— Ох, и юмор у вас, любезный, — скривился Мрозовский, представив, как сторож ест и спит у найденного тела.
— Это у вас юмор, пан сыщик, а у нас труп неучтённый валяется. Убрать бы надо.
Пан Пётр поднялся с кресла и молча направился к выходу.
— Э… А вы куда сейчас?
Сторож ткнул пальцем вверх и Мрозовский понял, что он имеет в виду не Господа Бога, а кое-кого более грозного в здании Управы.
Мрозовский имел пренеприятнейшую беседу с начальством. Скорее это была не беседа, а публичное избиение, потому как при этом присутствовала добрая половина коллег по Управе. От него требовали немедленного раскрытия дела и дальнейшего отчета. Начальник кричал, доходя до хрипа и одышки, топал ногой в конце каждой фразы, потом вдыхал поглубже, словно готовясь нырнуть, и начинал орать по новой ещё сильнее жестикулируя руками. В конце концов, доведя себя почти до умопомрачения, начальник успокоился, сел за стол и велел всем убираться работать.
Эдвард Мрозовский спешно покинул начальника и теперь его мучила изжога и мигрень, а ещё очень хотелось домой.
— Ефрозынья Ковальчук… — произнёс Мрозовский, посмотрев в записную книжку. — Вы знакомы с Христиной Германовой?
Рузя повела бровью и, переклонившись через стол, показала грудь, придавивши ею записную книжку. Зажмурила глаза, сложила губы дудочкой и потянулась к пану Эдварду.
— Мур-р-р… Ну, какой же ты нудный. Разве ты меня позвал, чтобы тратить время на разговоры?