Лучший приключенческий детектив

Аврамов Иван Федорович

Бедненький невнятно выругался — вероятно, не вынес пытку светом — и размечтался вслепую забраться назад. Громова превратилась из квохчущей курицы в ополоумевшего дятла. Она с удовольствием опустила палку на беззащитные пальцы любимого, после чего негодник вспомнил…

— Твою мать!

…и проехался животом по скале, чудом задержавшись в полуметре от воды. Громова склонилась, разглядывая уныло матерящийся объект.

— Я, между прочим, порядочная барышня! — припечатала она. — А ты, Филимонов, — мутный чел с криминальным душком

и подлый соблазнитель к тому же.

Соблазнитель протестующе замычал.

— У нас дед — ирландец, — информировал младший Громов, выписывая лучом восьмерки, — и у него есть ирландское ружье. Что касается ирландской чести, щепетилен до ужаса. Пристрелит и за меньшее.

Внизу заелозили, заворочались. Громова ухмыльнулась:

— Ну, что, Филимон, созрел для женитьбы или тебе надо еще пару родственников убить?

То ли рука жениха дрогнула, то ли выступ оказался узким, но раздался громкий всплеск, сопровождаемое недовольным рычанием.

Эдик полюбовался щедрыми брызгами, а после перевёл луч на Алису, которая справилась с делом уничтожения клада и, удовлетворённая результатом, отдыхала с закрытыми глазами.

— Эй, Шуйская, не спи! — позвала подружка. — Неужели клад нашла?

— Нашла, — призналась Алиса и, сопровождаемая лучом, поползла вверх.

Она внимательно рассматривала каждую опору, не рискуя свалиться в воду. Внизу бултыхался злобный тролль. Глупо рассчитывать на помощь убийцы.

— И где он?

— В озере, — поведала Шуйская и с радостью ухватилась за руку, предупредительно протянутую Эдиком.

— Слышишь, любимый, — позвала Громова, — клад лежит в озере. Можешь отточить технику плавания и понырять.

Громовы вытащили на скалу мокрую и стучащую зубами Шуйскую. Она смотрела на них широко распахнутыми глазами, на лице дрожали капли воды вперемешку со слезами. Потом опустила взгляд на руки: фонарик бесстрастно высветил ссадины, порезы и царапины. После отдыха им еще неделю придётся заживать.

— Достанем, — раздался снизу глухой голос Филимонова, сопровождаемый мощным шлепком по воде.

Подлый жених порядочной ирландской невесты не сдавался.

— Не достанете, — ответил ему Данила, снимая с себя куртку и накидывая на плечи Алисы. — Там дна нет.

Громова подобрала на скале вражеский фонарь и осветила им бывшего друга. Филимонов крутился на месте, не в силах покинуть означенное кладом место.

— Шарахнуть бы тебя по глупой башке! Зря пожалела. — Даша задумчиво помахала дубиной. — Зови, крендель, свою чумную родственницу. Пусть вытаскивает.

— Любовницу, — поправила Шуйская.

— Жену! — Пылающая ненавистью Кристина пришла в себя и бросилась на помощь бывшему дяде.

— Жену? — удивилась Громова, едва избежав столкновения с соперницей. — Вы чокнутые, ребята!

Отступая от края скалы, она вспомнила о венках, которые они с Шуйской так неудачно запустили в озеро. «Венок утонул, милый обманул», — услужливо всплыло в памяти.

—

Камушком супруга добей, чтоб не мучился, — посоветовала жене сердобольная Громова и отвернулась. — Как ты, Шуйская? Жива?

Алиса застегивала куртку. Она отчаянно мёрзла в мокрых джинсах, притоптывая на месте от холода. Камешки хрустели под её ногами и медленно скатывались в узкую ложбину.

— Плохо соображаю, — призналась она подруге. — Как я вообще попала на ту скалу? — Взмах в противоположную сторону.

— Пить, Шуйская, надо меньше! — буркнула Громова. — Данила, выводи нас отсюда.

— Я не пила! — воспротивилась Алиса, следуя в дружеском фарватере.

— Пила, — признался Эдик. — Филимон разбавил твое кофе рижским бальзамом.

Возмущённая Алиса подтолкнула его в спину, но младший Громов предпочёл не оборачиваться.

— Всем разбавил, — вступилась за брата сестрица, — но убойно бальзам подействовал только на тебя.

— Мог подсыпать какой-нибудь наркотик.

— Вполне. Страшный чел.

Казалось, Громову ничуть не удивило поведение бывшего бойфренда.

— Наркотик?! — обомлела бедная Шуйская.

— Сама посуди, сначала ты на полчаса отрубилась, потом внезапно подскочила и понесла околесицу про павший в озеро крест, Золотого Коня и венки.

— Как хотите, девчонки, но меня уже трясёт при слове венок, — жаловался Эдик. — Сразу могилку вижу такую аккуратную, себя в строгом костюме и много-много этих ваших венков.

— Раза три кидалась в огонь, — обвиняла Громова. — Данька заслужил медаль героя-спасателя. Сгореть желала исключительно в белой одежде.

Алиса споткнулась от стыда, но с обеих сторон была тотчас поддержана заботливыми мужскими руками.

— Шуйская, ты не сектантка часом? Всем колхозом уговаривали не самосжигаться. Тогда понеслась паранойя про горящий красный глаз. Под занавесь схватила фонарь и, как ломанулась от костра.

— Да, ладно, она воспарила, — фыркнул Эдик.

— Мы озеро два раза оббежали, пока тебя на той скале не обнаружили. Всю такую волшебную, в голубом сиянии. Чуть крышу не снесло от восхищения.

— Потом супруги Филимоновы явились, и крыша вернулась на место, — закруглил Данила. — Под ноги внимательно смотрите, спуск начинается.

Глава двадцать первая,

в которой сбываются мечты о море

Слабые языки пламени лизали раскалённый уголь, разбрасывая по сторонам розовые блики. Здесь ничего не изменилось: расстегнутые рюкзаки, разбросанные кружки, слегка скособоченная палатка. Данила сразу занялся костром. Он энергично ломал сухие ветки, подбрасывая их в угасающий очаг. Эдик подвесил над огнём маленький котелок и принялся бродить по свободному периметру, подсвечивая фонариком себе под ноги. Два раза споткнулся о растяжки, с полминуты разглядывал сплетение веток можжевельника и в конечном итоге полез их исследовать.