Лудингирра
Шрифт:
Это был откровенный грабеж. Но Тимахта верил в свои силы – добра можно и нажить, а сын у него единственный…
– Твоя печать, почтенный Тимахта. – Элути лично преподнес табличку гостю.
Тот прихватил руку хозяина так сильно, что жрец чуть не взвизгнул от боли.
– Приятно иметь дело с порядочным человеком. – сказал Тимахта, вдавливая в табличку свою печать.
И вот теперь Дамгула и Лудингирра сидели за столом чужие друг другу… Позже к трапезе присоединился полусонный Нинмар. Он долго ковырялся в мясном пироге и совсем не замечал того, что мама ни разу не посмотрела на отца, и не обмолвилась
По окончании трапезы Нинмар поплелся в эдуббу, а его отец в свои покои, Дамгула еще некоторое время сидела за столом как изваяние, затем позвала служанку:
– Нинда!
– Я здесь, моя госпожа… – виновато пробубнила женщина.
– Бесстыдная девка! До сих пор готовить не умеешь! Смотри, пироги подгорели! – крикнула Дамгула и с размаху врезала пожилой женщине увесистую пощёчину.
– Я буду стараться, госпожа… – пролепетала служанка и покорно удалилась.
Дамгула вышла в сад, закрыв за собой дверь, на ее каменном лице блеснула слеза, она рванула с шеи ожерелье – нить лопнула и жемчуг рассыпался по саду.
Глава седьмая
После обеда жизнь Лудингирры вошла в свое обычное русло. Отдыхая на скамье у пруда, он бросал рыбкам ячменный хлеб и вспомнил, что сегодня до зари должен был прийти его корабль с медью из Дильмуна. И поскольку он опаздывал, Лудингирра мысленно сетовал на судьбу, что послала ему столь суровую пытку – томительное ожидание.
Еще он думал в каком одеянии следует принять смотрителя корабля и как с ним следует держаться, дабы не потерять в его глазах уважение – стоит ли надеть на себя побольше дорогих украшений.
Последнее время Лудингирре стало казаться, что слуги относятся к нему без должного почтения. Не слишком ли он мягок с ними? Может надо построже? Эннам, который только что мелькнул в саду, бросил на хозяина взгляд в котором Лудингирра прочел снисхождение. «А что, если и он не считает меня благородным мужем?» – думалось Лудингирре. Все эти мысли шли по кругу и круг этот все сужался и сужался, пока наконец Лудингирра не рявкнул: «Проклятье на мою голову!»
Решив, что задержка прибытия меди в порт Эреду хороший повод показать свой характер, Лудингирра уже подбирал слова, чтобы выразить свой гнев смотрителю, но… вошел Эннам и сообщил:
– Мой господин, ваш корабль благополучно прибыл в порт еще до рассвета. В пути смотритель захворал и не смог лично доложить.
– Ты был на пристани?
– Да, мой господин, поднялся на борт и видел груз собственными глазами.
– Хорошо. Что-то еще? – спросил Лудингирра, поскольку Эннам уходить не собирался.
– Во время трапезы приходил гонец. Завтра во дворце будет Великий совет.
– Прекрасно! – рявкнул Лудингирра. – А почему я об этом узнаю последним?!
Эннам промолчал.
– Кто за это должен ответить, а?
Лудингирра почувствовал, как негодование подступает ему к горлу. Еще немного и оно бы вылилось на верного слугу в самых оскорбительных выражениях. Но поскольку в доме была Дамгула – при ней скандалить не хотелось – Эннам был помилован.
Такое количество почетных гостей со всего Киэнгира в царском дворце давно не собиралось. Лудингирра толкался меж ними, слушая обрывки разговоров, пытаясь
Лудингирра ходил среди придворных и чем дальше – тем сильнее он убеждался в том, что все-таки надо было надеть еще два перстня и золотой браслет дабы выглядеть более значимым. А то вон те двое, что о пряностях пекутся смотрят на меня как на простолюдина, даже хуже – как на осла. Осла простолюдина. Кто это вообще такие и почему, интересно, считают себя выше остальных?
В зале Великого собрания те же разговоры, что и в коридорах, только полушёпотом. И вдруг все стихло – появился Утухенгаль. И появился неожиданно безо всяких церемоний… Он прошелся вдоль первого ряда полукруглых скамей и тихо произнес три слова:
– Мне было видение.
Лица присутствующих застыли и в полной тишине на задних рядах будто ветер прошелестел: «Неужели грядет новый потоп…»
– Киэнгир постигнет испытание страшнее, чем наводнение. – огласил царь. – Грядет великая смута. Брат поднимет руку на брата. Прольется кровь, и кто не станет палачом – станет жертвой. И не будет тех, кто останется в стороне. Поля ячменные покроет песок. Врата городов будут лежать в пыли. Плач и стоны вдов и матерей в святилищах вместо хвалебных гимнов богам. Лишь амореи возрадуются. Они придут с гор, чтобы захватить нашу страну, чтобы надругаться над мертвыми и в рабство обратить живых. И вы, сидящие здесь – голод будет вашей пищей и кандалы вашим одеянием. Так сказали боги. И так будет. И если есть среди вас те, кто ныне уповает на спасение, знайте: начнутся бедствия и лишь смерти будете жаждать; в ней узрите спасение свое. Ибо сыны Киэнгира позабыли, что должны служить богам и в этом есть предназначенье их. Пришло время… напомнить…
Снова по залу прошелся шепот: «… видно Лагаш смуту затевает…»
– Боги открыли мне свою волю. – продолжил Утухенгаль. – Храм, величию которого нет равных должен быть воздвигнут на Идиглате у Черных врат. Только он спасет народ Киэнгира и даст мир и процветание.
Из всего сказанного Лудингирра для себя отметил два слова: «Черные врата». Он хорошо знал весь путь по Идиглату, ибо часто ходил с отцом на корабле и то место, о котором говорил Утухенгаль – самый узкий участок реки. Скалы там были черного цвета потому оно заслужило такое название.
Как-то давно, когда Тимахта говорил со своим сыном о наследстве, он упомянул Черные врата. По его словам, задолго до потопа, на этом месте не было никаких скал, а была плодородная долина и небольшое селение в ней, где жили черноголовые и амореи, жили в мире и согласии. Владели этим селением предки Лудингирры. Что случилось потом, и почему цветущая долина по обеим сторонам Идиглата вдруг исчезла – Тимахта толком объяснить не мог. Говорил, мол, боги забрали эту землю, и затопив ее, возвели скалы, а потом ушли. Скалы со временем покрылись песком и место это оказалось непригодным для жизни.