Luftwaffe-льники
Шрифт:
Но самое любимое занятие Пиночета, его хобби, так сказать, была охота на «самоходчиков». Пиночет обожал темной ночью прямо с забора лично снять «самоходчика» и привести его в подразделение. Разбудить личный состав и построив роту, пару часиков качественно прокомпостировать всем мозги, изобличая злостного нарушителя воинской дисциплины с подробнейшим описанием всех прелестей флоры и фауны в месте его дальнейшей службы. И напоследок, «за соучастие» арестовать еще и весь суточный наряд роты.
Эффектным завершением полуночной экзекуции было торжественное внесение в «черный список» фамилий проштрафившихся. Чтобы знали и помнили, что в этой жизни уже ничего хорошего их больше не ожидает. И до остальных «потенциальных мерзавцев» очередь внесения в незабвенный и бесконечный «черный список» дойдет скоро. Очень скоро! Все под колпаком! Все под тотальным контролем! Ждите и трепещите! Идеальных и добросовестных нет. Есть замаскировавшиеся, невыявленные, неразоблаченные и затаившиеся. Во как!
Вот такой «душка и милашка» был наш отец-командир Пиночет.
А чтобы поток самоходчиков никогда не иссякал, комбат искусственно создавал условия для поддержания их популяции в пределах необходимого для успешной реализации ночной охоты. То есть время от времени за какую-нибудь фигню полковник Серов закрывал увольнения в город всему батальону на календарный месяц – стандартная дозировка.
– Это для начала. А там посмотрим на ваше поведение. Всегда можно и продлить. По мере надобности. Но исключительно в воспитательных целях. И только для укрепления воинской дисциплины.
25. Подмоченная репутация
Душная летняя ночь. Окна в казармах открыты настежь в призрачной надежде на слабый ветерок или робкий сквознячок. Все спят. Накопившиеся за учебный день усталость и хроническое недосыпание, помноженные на молодость, обеспечивали мгновенный и глубокий сон при одном виде родной кровати.
Одеяла и простыни скомканы в ногах – всем жарко. Но объятья Морфея нежны и желанны. Это даже не сон, скорее всего, глубокий обморок. Хоть из пушки стреляй, хоть водой поливай – бесполезно. Рота спит.
Полусонный, изнывающий от духоты наряд натирает полы, плавящейся от жары мастикой. Вонь редкостная, аж глаза слезятся! Но выбора нет, ибо процедура предусмотрена Уставом. А Устав в армии священен и обсуждению не подлежит.
Уже три недели как рота без увольнений – воля великого и ужасного Пиночета.
Но в России были, есть и всегда будут безбашенные вольнодумцы, которые, несмотря ни на что, идут против системы – в самоволке болтался Витя Копыто. Монотонным нытьем он достал дежурного по роте и почти спровоцировал сержанта до неуставных отношений: перспектива двинуть чем-нибудь тяжелым по физиономии Копыто, как никогда, была близка к осуществлению. Сержант Мальцев скрипнул зубами, сжал ладонь в крепкий кулак и… сдержался. Но поставил категорическое условие.
– Попадешься, скажешь, что в окно вылез! Наряд тебя не видел и вообще – ни в курсах! Когда же ты импотентом станешь? А, Витя?! Козел-производитель хренов!
Счастливый Копыто согласился на все условия. Побрился. Умылся. Почистил зубы. Щедро облился флаконом «Шипра» и растворился в ночной темноте.
В эту ночь Пиночет, аки неугомонный и зловещий граф Дракула, вышел на охоту за очередной неискушенной душой нетерпеливого курсанта. По его подсчетам, три недели – достаточный срок, чтобы нашлось юное и невоздержанное в половых желаниях существо, готовое ради вкушения «запретного плода», рискнуть текущим настоящим и грядущим будущим. А уж он тут как тут. Охотничий инстинкт и предчувствие успеха неудержимо влекли полковника Серова в ночь.
Пиночет занял удобную позицию за углом казармы, стоящей вдоль внешнего забора училища и ограждающего наш островок благочестивости и показной пристойности от «вакханалии разврата, пьянства и распутства», с виду милого и уютного городка.
Кто бы из крепко спящих курсантов оценил трогательную заботу отца-командира о наших моральных устоях?! Эх, неблагодарные бездари!
Пиночет напрягся. В свете яркой и полной луны на бетонный забор взгромоздилось тело и замерло, отбрасывая тень, смутно похожую на курсанта Копыто. Полковник решил, что опытный самоходчик что-то почувствовал и не торопится перемахнуть через забор, дабы оказаться на казенной земле. Комбат принял мудрое решение не рисковать результатом охоты. И плотно прижимаясь спиной к побеленной стене казармы, отодвинулся от угла здания. Полковник занял выжидательную позицию как раз напротив раскрытого окна.
На кромке забора висел ослабший Витя Копыто. Он никогда не отличался ни силой, ни выносливостью. И такое упражнение как полоса препятствий всегда вызывало панический ужас. Чего греха таить, любое физическое упражнение и спортинвентарь вызывали у Копыто панику.
То, что Пиночет принял за звериное чутье махрового самоходчика, замершего на заборе в предчувствии страшного и непоправимого изменения в его бестолковой судьбе, оказалось банальным упадком сил у полуночного ловеласа после бурной ночи многоразовой любви.
Витя на 50% костлявого тела почти перевалил через кромку забора, болтаясь, как сосиска. Он балансировал из последних сил, пытаясь перевести дух, лихорадочно восстанавливая прерывистое дыхание. Его ноги по инерции слабо елозили по внешней стороне бетонного забора, пытаясь придать победный импульс немощной тушке. Курсант Копыто даже и не догадывался, что за углом родной казармы его ждет суровая судьба в лице изнемогающего от нетерпения и охотничьего азарта Пиночета. Но Бог Витю любил!
Пока он переводил дух и набирался сил для финишного рывка, Пиночет, затаив дыхание, рисовал в уме картину праведных и жестоких истязаний самоходчика в частности, и всего суточного наряда «преступной роты» в целом. За компанию комбат планировал подтянуть и знатно отодрать дежурного офицера- растяпу, прозевавшего факт вопиющего нарушения воинской дисциплины. В воспаленном мозгу ночного охотника вырисовывалась многообещающая сцена группового порева с волнующими извращениями.
Неожиданно на горизонте замаячил третий «участник» мизансцены. Дневальный по роте Андрей Яровой тщетно пытался смениться на «тумбочке» для похода в туалет по малой нужде. Звать ребят, натирающих полы в центральном коридоре, он не стал. И это правильно! Зачем отрывать людей от работы. Дневальный принял командирское решение кратковременно оставить пост но, не выпуская его из поля зрения.