Лугару
Шрифт:
— Сегодня тебе должно быть спокойно, — перевел разговор Борис Рафаилович, — мы успели все сделать и отправить до вечера. Новых клиентов, надеюсь, не поступит. Так что посиди немного и ложись спать.
— Вот еще! — хмыкнула Крестовская. — Ну кто же заснет в морге?
— Где спать, как не здесь? — в тон ей ответил Кац. — Тут тишина!
Так они часто подкалывали друг друга, получая от этих пикировок понятное только им удовольствие.
К шести вечера все разошлись. Зинаида заперла входную дверь на ключ, погасила свет в коридоре, проверила холодильники, прозекторскую, лабораторию. Было слышно, как в своей каморке бубнит молитвы старик-санитар, обращаясь к никогда не видимому им Богу, пытаясь найти у него защиту, чтобы выстоять здесь, на земле.
Она решила вскипятить чайник и сделать себе травяной чай, который в последнее время очень полюбила. Ей казалось, что, как и сигареты, острые ароматы трав притупляют чувствительность и запахи. А может, это было лишь игрой ее воображения, которое не могло успокоиться ни на миг, а потому искало выходы там, где другому не за что было зацепиться.
Зина насыпала чай в чашку и взяла было чайник, как вдруг замерла на месте, пораженная знакомым звуком: ей вдруг показалось, что хлопнула входная дверь. Это было очень странно, ведь она сама заперла ее на ключ. Она так поступала всегда — у двери и у ворот были звонки, и если кто-то появлялся в морге ночью, то звонил.
Звук повторился с новой силой. Зина поняла, что не ошиблась: кто-то хлопнул входной дверью, зашел внутрь. И это был не старик-санитар — его бормотание не прекращалось ни на минуту и отдаленно доносилось до нее.
Значит, вернулся Кац, решила она. Видимо, что-то забыл. Ну или же ему настолько невыносимо было дома, что он решил вернуться сюда. Так уже бывало неоднократно. К тому же, только у него был ключ, и он не стал бы звонить в звонок. Немного успокоившись, Зина выдохнула с облегчением, прислушиваясь. Но никаких шагов не услышала.
«Что за чертовщина… — подумалось ей, — у порога он застрял, что ли? Пьян?»
Она решительно вышла из ординаторской и… застыла. В коридоре было темно. Почему Кац, открыв дверь, не зажег свет? Чего вдруг ему так стоять?
— Борис Рафаилович! — крикнула Зина в темноту. — Вы что-то забыли? Хотите чаю?
Ответом ей была мертвая тишина. Выключатель находился рядом с входной дверью, и она двинулась вперед, чтобы включить свет.
Внезапно Зине показалось, что за ее спиной раздался какой-то шорох. Но это было абсолютно нереально! Как мог Кац переместиться назад с такой быстротой? Крестовская почувствовала, как ее ноги налились свинцом. Она не могла ступить ни шагу! Через секунду, собравшись, она все же медленно пошла вперед.
Вот и выключатель. А рядом входная дверь. Она действительно была полуоткрыта. Значит, слух ее не обманул. Сюда кто-то вошел. Зина выглянула во двор — ни души.
Она обвела взглядом двор, привычный до тошноты, и снова заперла дверь. Ее немного успокоил скрежет запирающегося замка. Затем она обернулась в коридор — и замерла. Он был абсолютно пуст. Каца в нем не было.
— Борис Рафаилович! — снова крикнула Зина с каким-то надрывным отчаянием в эту пустую плоскость, залитую ярким белым светом больничных ламп. — Вы здесь?
Ответом ей была тишина. Ее стала бить дрожь. Она решила заглянуть в кабинет Каца, удостовериться, он ли это вошел… Пошла вперед, но прошла не долго.
Кто-то с силой резко схватил ее сзади так, что она не успела и вскрикнуть, а затем к ее лицу прижали плотную тряпку. Волны сладковатого запаха души-
ли ее… Это был запах хлороформа. Зина узнала его последней вспышкой угасающего сознания, проваливающегося в сплошную, плотную черноту…
Она пришла в себя, лежа на боку в коридоре. Почувствовав под щекой холод кафеля, приоткрыла глаза. От неудобной позы затекло все тело. Мучительно болела голова.
Зина знала, что это побочный эффект от хлороформа. Это было дикое, мучительное ощущение. Череп ее словно распиливали ржавыми пилами ровно тысяча чертей, и она задыхалась в этом аду, полузадушенная нехваткой свежего воздуха. Перед глазами все двоилось и расплывалось.
Держась за стену, кое-как Зина поднялась на ноги. В морге стояла удивительная, просто невероятная тишина. Не было слышно ни тиканья часов, ни капанья воды, хотя было несколько протекающих кранов. Не слышно было и бормотанья старика-санитара.
Ужас поднялся по позвоночнику вверх, обволакивая всю спину влажным, ледяным покрывалом пота, и сдавил горло с такой силой, что даже прекратилась мучающая ее тошнота.
Зина решила пойти к старику — ей было невыносимо находиться одной здесь. Впервые в жизни место работы стало внушать ей ужас. Она пыталась уговаривать себя, что ей не страшно, но ничего не могла поделать с собой.
Дверь в клетушку санитаров была открыта. Это помещение было намного меньше ординаторской и действительно напоминало ей самую настоящую клетку. Было видно, что за приоткрытой дверью горит яркий свет. Зинаида окликнула санитара по имени. Тишина. Он не ответил. Не было слышно и бормотанья молитв. Ее дыхание замерло. Очень осторожно толкнула дверь вперед… Та поддалась под ее рукой, приоткрываясь с противным, надрывным скрипом…
Такого количества крови Зина не видела никогда. Ей вдруг показалось, что все, абсолютно все вокруг было забрызгано кровью. Стены, потолок, окно, пол — все утопало в крови. В этом ужасе она не сразу разглядела старика. Он лежал на полу, между стеной и стулом, отодвинутым от стола, неестественно изогнув ноги. А его разодранное горло было все в крови.
В этот раз раны не вызывали никаких сомнений. Она видела, что старик мертв, а горло разорвано, словно его грыз дикий зверь. В этот раз горло было не прокушено, а разодрано с такой яростью, что голова несчастного держалась на тоненькой полоске кожи, почти отделенная от тела. Крестовская проработала в морге достаточно долго, но даже ей стало нехорошо от этого вида.
Она подошла ближе. Судя по состоянию крови, старика убили совсем недавно — максимум полчаса назад. Кровь еще не успела свернуться.
Кровавые следы вокруг означали, что кто-то с силой поднял старика в воздух и трепал по всей комнате, разрывая ему горло. Что за дикая ярость? Зина никогда не сталкивалась с такой…
Ее вдруг пронзила мысль о том, что в этой ярости не было ничего человеческого. Поражало еще одно — тот, кто сделал это со стариком, обладал огромной силой.
Опустившись на корточки, Крестовская принялась осматривать рану. Горло убитого словно искрошили чем-то острым, к примеру, острыми клыками, измельчая каждый фрагмент кожи, каждую артерию. Подобных ран видеть ей не доводилось.