Луидор
Шрифт:
— Сейчас, я хочу слышать твои мысли, а не твою покорность!
— В таком случае. Я выскажусь откровенно, — Люмье сделал небольшую паузу и уверенно продолжил, —
прежде всего, следует известить короля о…
— Известить короля? — холодно и по прежнему не оборачиваясь, перебил Ришелье. — Ты понимаешь значение своих слов? Мы можем привести доказательства убийства, но не самих убийц. В ответ, король потребует назвать имена убийц или обвинит нас во лжи. У нас нет первого, и как следствие мы получим второе. Это не выход, Люмье. Король должен узнать, но не раньше чем я смогу назвать имена людей причастных к смерти Дофина.
— А разве не ясно, кто истинные виновники? — возразил на это, Люмье. — Только Анна Австрийская, могла умертвить своего ребёнка. Именно она принимала настойку,
Король не сможет отрицать очевидные вещи.
— Очевидные вещи? Разве они, указывают на истину? — Ришелье убрал руки от огня и сложив их на груди, сосредоточенно продолжил. — Вот тебе несколько мыслей по поводу виновности королевы.
На первый взгляд, любой, услышав историю с умерщвлением плода в утробе, признает именно её виновной. Да, она пила эту настойку, но…по своей ли воле?
— Ваше преосвященство подозревает конкретного человека? Вы полагаете, будто некто третий…
подсыпал ей отраву? Но кто тогда? Герцогиня де Шеврез?
— Оставь в покое герцогиню, — несколько раздражённо ответил, Ришелье. — Кому как не тебе знать истину. Молва о герцогине не имеет ничего общего с реальностью. К тому же она предана королеве.
Вспомни хотя бы историю с алмазными подвесками, которые подарила королеве, маркиза Галлигаи, а те потом перекочевали к герцогу Бэкингему. Возможно, лишь вмешательству герцогине, королеве удалось отвратить от себя гнев короля. Именно с той поры, его величество терпеть не может герцогиню. Он полагает, будто она внушает королеве…греховные мысли. Королева же, любит герцогиню как сестру и посвящает во все тайны. Глупо думать, будто они сговорились дабы совершить это отвратительное убийство. Да и какой смысл королеве убивать собственное дитя? Она не может не понимать, что потеря ребёнка лишь удалит её от короля. А наследник, наоборот, даст ей в руки то, о чём она мечтает с первого дня своего приезда во Францию — власть. Нет. Здесь очевиден вывод. Королева ничего не знает. Даже если брать в расчёт её ненависть и постоянные попытки избавиться от моего присутствия, я не могу использовать смерть наследника во вред королеве. Хотя в возникшей ситуации, сделать это не представляется делом сложным. Потом не забывай главное…
речь идёт об убийстве младенца в утробе матери. Она на это не способна. Для подобного убийства необходимо обладать коварным, изощрённым умом и…жестокостью.
— Королева — мать?
Кардинал впервые обернулся и с явным одобрением посмотрел на Люмье.
— Вот сейчас ты на правильном пути. У неё есть все необходимые качества, и что гораздо важнее…
причины для подобного поступка. Именно поэтому ты должен сосредоточить всё внимание на этой женщине и людях, которые её окружают. Кто- то ведь сделал эту настойку. Кто–то готовил её и давал пить королеве. Ищи этих людей. Днём и ночью. Ищи везде. Отправь соглядатаев во «Дворец
Слепых», в этот разбойничий вертеп. Там можно узнать гораздо больше, нежели в коридорах Лувра и улицах Парижа. Но только…с величайшей осторожностью. Речь идёт об убийстве Дофина. Уж если они решились на подобное преступление, так не остановятся ни перед чем. Действуй Люмье, действуй. Найди мне убийц…
— Сделаю всё возможное, ваше преосвященство!
В этих коротких словах обозначился итог разговора. Гений Ришелье, и на сей раз его не подвёл. Он долгие годы подозревал, что мертворождённые дети, результат чьих то злых умыслов, и не ошибался.
Оставалось узнать ответ лишь на один вопрос…кто этот человек?
Глава 2
Утро, выдалось крайне неприветливым. Вначале, густой туман, словно паутина, окутал город и близлежащие окрестности. Едва он рассеялся, как Париж накрыли тёмные тучи, и полил сильный дождь.
Проклинаю непогоду и укрываясь от неё всеми возможными способами, жители Парижа занялись повседневными делами. На мосту «Менял», началась бойкая торговля. Именно здесь, «город просыпался». Одна часть спешила сюда чтобы сбыть товары, другая — чтобы приобрести. В лучшем положение находились те немногие, кому посчастливилось купить дом на самом мосту. Удивительное зрелище представало перед каждым,
Вначале, не представлялось возможным понять, что за диковинное строение нависает над Сеной.
Внушительного размера арки, тянулись от правого берега к левому. Именно они и служили опорой.
И не только. Благодаря такому устройству, не только лодки, но и малые суда, вполне могли проплыть под мостом. Но не арки привлекали внимание. а…дома. Взгромоздившись друг на друга, они тянулись по обе стороны моста. Порой высота домов доходила до трёх этажей. Оставалось только поражаться, как при таком обилие домов, оставалось место для повозок. И не только, но и для торговли. Иными словами говоря, любой, кто находился на мосту «Менял», мог видеть отворённые окна, приветливые или наоборот, хмурые лица, но был лишён возможности созерцать саму Сену, ибо вид на неё закрывали дома. А людей в этот день, прибывало всё больше и больше. И что странно, в основном из провинций. И как правило, вели себя совершенно одинаково. Едва попав на мост, они тут же направлялись к ближайшему торговцу, будь это продавец пряностями, книгами или фаянсом, и с присущей провинциалу бесцеремонностью, задавали вопросы. И хотя звучали они на разный лад, смысл оставался одним и тем же: — А правда ли, будто наш добрый король Людовик…заперся в Лувре, и никого не желает видеть?
В ответ на эти вопросы, торговцы, как правило, прикладывали указательный палец к губам и лишь потом, придав голосу таинственность, отвечали:
— Сударь, вы видно прибыли издалека, иначе бы знали, что обсуждать поступки короля, не только не принято, но и опасно. Однако, вы производите впечатление человека благородного, — добавлял он после короткой паузы и сделав некий доверительный жест, показывал на свои безделушки. Все эти жесты в дополнение с таинственностью выглядели настолько выразительно, что любой провинциал понимал и сразу понимал их смысл. И в то время, пока он оплачивал не нужную ему покупку, торговец, приправляя свои слова театральной мимикой, рассказывал обо всех событиях имевших место в Париже в последние дни. Спустя время, они расставались довольные друг другом. По сути оба получили то, чего так желали. В то время, как торговец прятал монеты в глубинах изношенной куртки из грубой кожи, провинциал спешил к своим знакомым. Возле него тут же образовывался круг.
Начиналось горячее обсуждение свежих новостей. Это явление стало множиться с каждым часом, отчего мост «Менял», на какое то время принял образ весьма похожий на действие парламента.
Что же происходило на самом деле с его величеством? Это был редкий случай, когда слухи соответствовали действительности. Король Франции, действительно уединился в своих покоях и никого не желал видеть. Исключение составлял лишь один человек — маркиз де Сен — Мар.
И тому имелась веская причина. Королева Франции, вот уже в четвёртый раз, разродилась, мертворождённым младенцем. Вслед за остальной Францией, король потерял надежду получить наследника. Провидение, наказывало его…раз за разом. Не помогли, ни молитвы, ни праведный образ жизни, ни верность супруге. Господь не желал давать ему потомство, отчего короля втихомолку называли «проклятым». Некоторые из тех, кто называл его таким образом, полагали, что проклятье наложила женитьба на Испанской Инфанте. Другие же, наоборот, полагали, что оно связано с борьбой против католической лиги. Первые, ненавидели Испанскую партию, во главе с Марией
Медичи и Анной Австрийской, вторые — Ришелье. На самом же деле, никого из них не интересовали сами причины, они лишь пытались использовать их себе на благо. Что же касается самого короля…
он страдал. Сейчас, когда все кому не лень обсуждали его горе, он сам находился в своих покоях, в Лувре. Король полулежал на измятой постели, одетый в рубашку, светлые панталоны, чулки и туфли с тёмные сапоги. В правой руке лежал охотничий рожок. Он выглядел… усталым и донельзя бледным. Время от времени, король издавал глубокий вздох и подносил рожок к губам. Тут же покои наполнялись звуками полными печали. Затем он убирал рожок и снова начинал вздыхать. За всеми этими действиями наблюдал молодой человек лет тридцати. Это был, маркиз де Сен — Мар.