Лукавый взор
Шрифт:
– История с князем Петром Федоровичем, конечно, забавна, – посерьезнел Араго. – Однако всем нам станется не до забав, если угроза поляков в отношении вас будет исполнена. Кстати, сегодня я имел удовольствие видеть эту самую контес полонез Стефани. Она посетила редакцию.
– Хороша, не так ли? – оживился Поццо ди Борго. – Я встречал её у Чарторыйского.
– Хороша чрезвычайно, – согласился Араго. – Только, знаете ли, я согласен со здешней пословицей: не ищи красоты, ищи доброты. А в России говорят: и змея красива, да только зла.
– Ого! – опасливо покосился на него посол. – Так прекрасная Стефания, значит, змея?
– Вполне возможно, – рассеянно кивнул Араго. – И не она одна. Думаю, вельможный
– А ты на меня голос не повышай, – вспылил Поццо ди Борго. – Пока еще здесь, у Декре [34] , я начальник, а не ты.
– И в мыслях не было сомневаться, ваше высокопревосходительство, – с непроницаемым выражением сделал поклон Араго. – И все же я повторяю свои доводы. На колени встать готов, чтобы вас убедить!
– Перед прекрасными дамами будешь колени преклонять, – отмахнулся посол. – И не надо разговаривать со мной, будто с неразумным ребенком. Разумеется, я уеду. Еще не ополоумел, чтобы прямым приказом государя пренебречь. Если ему угодно на время отправить меня на время в Англию, послу нашему, графу Ливену, помочь в тамошних делах разобраться, я воле монаршей противиться не стану. Тем паче, сколь помню, супруга его, Дарья Христофоровна, – премилая особа. Счастлив буду возобновить знакомство. Хотя эта контес рюс [35] тоже в некотором роде змея, да еще какая!
34
В описываемое время посольство Российской империи в Париже располагалось во дворце герцогини Декре на улице Фобур-Сент-Оноре, 33.
35
От франц. comtesse russe – русская графиня.
– Не имею чести знать ее, – буркнул Араго. – Но меня сейчас не эти дамы интересуют, а кое-что другое. Например, почему неизвестный доброжелатель пишет: «Но молчать в амбасад, что я написать! Никто не должен знать! Никто!»
– Он что, предполагает, что здесь может оказаться предатель?! – прищурился Поццо ди Борго.
– Не думаю, что предатель, если он существует, скрывается среди секретарей и прочих русских сотрудников, – твердо ответил Араго. – Но кто-то из французской прислуги – почему нет? Помните такое имя – Жак Вестинже? Консьерж российского посольства при Убри и прочих ваших предшественниках… Правда, он работал на Россию, он был другом, но почему среди таких же иностранцев не может оказаться враг?
Поццо ди Борго очень хорошо помнил имя Жака Вестинже, хотя никогда с ним не встречался. За преданность России тот поплатился жизнью, однако Россия так и не отдала долг признательности его потомкам.
А впрочем, эти самые потомки и не желают, чтобы им отдавали сей долг. Они, видите ли, бескорыстные патриоты! Они, видите ли, гордецы!
У Поццо ди Борго мгновенно испортилось настроение, однако он не хотел, чтобы Араго заметил это, а потому поспешно сказал:
– А вот еще странность: Лукавый Взор явно знает, что мы знакомы чрезвычайно близко, ты ко мне вхож, я приму тебя в любое время безотлагательно. Как это объяснить?
– Возможно, за мной следили, – предположил Араго. – Следили и выследили! С трудом могу это представить, но другого объяснения у меня нет. Или Лукавому Взору сообщил тот самый предатель, которому нельзя говорить о письме.
– Думаю, это был просто призыв к осторожности, – отмахнулся Поццо ди Борго. – Если бы в посольстве скрывался предатель, он вполне мог бы сам расправиться со мной, так что Чарторыйскому хлопотать не пришлось бы. А то больно уж сложная интрига задумана! Но как ты объяснишь самые большие странности: почему письмо адресовано именно тебе и почему оно написано по-русски?!
– По-русски – да, удивительно, но не слишком, – ответил Араго. – Русские в Париже есть, хоть и в небольшом количестве. И даже в провинции они есть. Помните, когда русская армия Париж покидала в 14-м году, сколько солдат, взятых из крепостных, скрылись по здешним деревням? Во Франции крепостного права нет, они получали свободу, а здешние фермеры охотно за них дочерей отдавали и наделяли хозяйством: женихов-то всех война за себя сосватала.
– В самом деле, – кивнул Поццо ди Борго. – Были случаи. И к дезертирству такого рода относились, с легкой руки его величества, императора Александра, снисходительно. Он не мог карать тех людей, которые привели к победе и Россию, и его самого.
– Вечная ему за это благодарность всех беглецов, – кивнул Араго. – Но вернемся к нашим баранам. Меня вот что сильно изумляет. Во-первых, как Лукавый Взор смог так близко подобраться к полякам, чтобы раздобыть такие сведения? А во-вторых, смотрите, письмо вовсе не редактору «Бульвардье» адресовано! Оно было доставлено мне, это правда. Но обращается автор к некоему господину гусару Д. Вам это не кажется странным?
– Да, я было позабыл, – пробормотал Поццо ди Борго. – Но послушай, это ведь не просто странно! Это страшно. Это опасно! Понимаешь?! Получается, кому-то известно, кто ты такой! А ведь об этом не знают даже мои сотрудники. Кроме Шписа, понятное дело, ведь это он тебе на первых порах помогал. Но он выдать не мог. Я скорей в то поверю, что я сам предатель, только не Василий Иванович! Так что смело могу сказать: здесь никому, даже некоему гипотетическому предателю, не может быть известно, кто ты есть на самом деле!
– Значит, кому-то все же известно, – вздохнул Араго.
– Кому-то из прошлого? – настаивал Поццо ди Борго. – Вспомнил тебя через двадцать почти лет?! Могло такое случиться?
«Ну подумай головой, ты же умный! – ну попробуй догадаться!» – мысленно взмолился Поццо ди Борго.
Араго пожал плечами. Ему нечего было ответить. Кое-какие догадки у него имелись, но они казались слишком невероятными, чтобы в них верить.
Слишком уж невероятными!
Поццо ди Борго поглядывал на своего друга не без тайного ехидства. Этот прирожденный интриган получал истинное удовольствие от своих как бы искренних попыток навести Араго на след – и в то же время не менее искренних стараний сбить его со следа. Поццо ди Борго совершенно точно знал, кем было написано это письмо и почему Араго называли господином гусаром Д. Впрочем, ответ на второй вопрос Араго и сам знал, а вот на первый… Но открывать ему эту тайну Поццо ди Борго не собирался. Он-то сразу понял смысл отчаянной просьбы: «Но молчать в амбасад, что я написать! Никто не должен знать! Никто!» И знал, что выполнит эту просьбу, потому что еще раньше дал клятву держать язык за зубами, хотя иногда его так и подмывало взять да и плюнуть на эту клятву. Но тем и отличается человек благородный от пустого болтуна, что умеет держать слово. Поццо ди Борго умел. Хотя и злился непомерно на того, кому это слово давал.
Вернее, на ту.
К слову следует упомянуть, что Поццо ди Борго получал и раньше подобные письма, которые всё настойчивей намекали на опасность, угрожающую российскому послу от поляков. Правда, те письма были написаны по-французски и подписаны иначе: «Мадам Р.». Но Поццо ди Борго знал, что писал их и вот это послание один и тот же человек, потому что встречался с ним, вернее, с ней и получал также и устные предупреждения.
Ну и хитрюга… поскольку на ее прежние действия российский посол не обращал внимания, она решила предпринять обходной маневр.