Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
К сожалению, в этот самый момент в комнату вошла Адриана. Они тут же отпрянули друг от друга как ошпаренные. Едва ли в этом была виновна тетушка. Ей полагалось позволить им общаться наедине и узнать друг друга, в то же время оберегая чистоту племянницы до тех пор, пока папа собственнолично не решит, что они могут пойти в своих отношениях дальше. В тот день Адриана даже не следила за ними. Но сама мысль о постоянном надзоре пугала обоих. Той ночью в своих молитвах Лукреция не знала, благодарить ли ей Бога или просить о прощении. А более удобного случая сблизиться молодоженам так и не представилось.
Постепенно этот дом стал казаться Джованни чуть ли не территорией врага. А ведь он был еще и домом самой вожделенной
Лишь когда приходил Чезаре, поведение домашних как по волшебству менялось: Адриана притихала, Джулия становилась враждебно-сдержанной, а Лукреция светилась словно масляная лампа. Джованни раз за разом удостаивали комплиментов по поводу красоты его свадебного облачения и украшений, и более ничего. В основном его полностью игнорировали.
В конце августа ситуация накалилась до предела. Лукреции надоело тратить столько времени на свой туалет, когда в этом не было особого смысла, а Джованни залез в огромные долги, пытаясь содержать второй дом в Риме, в то время как были не выплачены старые долги, связанные с расходами на свадьбу. Аудиенция у папы, где он просил пять тысяч дукатов на покрытие долгов, окончилась неудачно. Александр, занятый отправкой Хуана с флотилией нагруженных под завязку кораблей, давно забыл, что значит нуждаться в деньгах, и не желал обсуждать подобные вопросы. Проблема осталась нерешенной. Наконец, когда город накрыла неизбежная летняя лихорадка и Джованни заявил, что возвращается домой, чтобы позаботиться о своих людях, никто даже не подумал его остановить.
Едва покинув границы города, он сразу почувствовал, что дышится ему теперь заметно легче.
Несколько дней Лукреция хандрила, затем поняла, как приятно снова оказаться в привычном женском окружении. Она играла со своей очаровательной сводной сестрой и занимала послов и просителей, ожидавших приема папы: людей, чьи льстивые речи казались такими свежими и остроумными, будто не далее как этим утром их придумали придворные поэты. Но пусть она смеялась и вновь чувствовала себя живой, ее не покидало неприятное чувство собственной неполноценности. Она провела много времени в часовне, прося помощи у Богородицы и святых Бригитты и Перпетуи, которые, как женщины замужние, могли понять все горести земной любви. Полученный от них совет ничем не отличался от того, который она дала себе сама: она больше не ребенок и должна принять на себя обязанности взрослой женщины. Вероятно, это ее вина, что муж не находит ее привлекательной.
– Что я сделала неправильно? – в конце концов спросила она Джулию через несколько недель после того, как Джованни уехал. День был особенно жарким, и они сидели под тенью балкона в надежде на легкий ветерок.
– Ах, дело вовсе не в тебе, Лукреция. Он славный, но опасается собственной тени. Ни одна женщина не сможет добиться любви мужчины, если он сам не захочет полюбить.
– Что ты имеешь в виду?
Джулия вздохнула.
– Это… как огонь, пожирающий изнутри. Ты видишь это в его глазах. У некоторых он такой сильный, что кажется, будто в него постоянно надо подбрасывать дров. Иногда я думаю, что им даже неважно, что за женщина рядом. С другими же надо очень постараться, чтобы разжечь их пламя.
Лукреция смотрела на нее и думала о Чезаре, затем о Хуане и идущей от них энергии – может, это и есть огонь, пожирающий изнутри? А потом она подумала о своем отце. К какому типу мужчин относится он? Она не хотела знать ответа на этот вопрос.
– А Джованни? Что за огонь увидела ты в его глазах?
Джулия помолчала, пытаясь подобрать правильные слова.
– Я не очень уверена, что… Ох, думаю, Джованни относится к тем мужчинам, которых заботит, как бы они не сожгли сами себя, – улыбнулась она. – Извини, просто глупые мысли. Тебе не о чем беспокоиться. Ни в чем нет твоей вины.
– Что же с нами тогда будет? – Разница в возрасте у них была всего в несколько лет, но Джулия казалась Лукреции гораздо старше. Станет ли и она сама однажды такой же мудрой?
Джулия пожала плечами.
– Или он осмелеет, или ты встретишь кого-то еще.
«Мы женаты, – подумала Лукреция. – Как может быть кто-то еще?»
– Именно так и случилось между тобой и Орсино? – спросила она, ведь когда вся эта история начиналась, она была еще слишком юна, а теперь, сама став замужней женщиной, чувствовала, что настало время задать этот вопрос.
– Не совсем так, – смущенно засмеялась Джулия. – Твой отец… Твой отец, да что там, вся твоя семья привыкла подчинять весь мир своим желаниям…
– Как странно. Чезаре всегда говорит, что у Борджиа больше врагов, чем друзей.
– Среди мужчин, может, и да, но не среди женщин.
– Понимаю, – сказала Лукреция, хотя на самом деле не очень понимала, о чем речь. – Он тебе нравился? Твой муж? С тех пор как вы виделись, прошла уйма времени.
– Да, пожалуй. – Джулия немного помолчала, будто обдумывая вопрос. – У нас не было возможности как следует узнать друг друга.
– Ты жалеешь об этом?
– Ах, нет никакого прока жалеть о том, чего не можешь изменить, – тихо сказала она.
Смущение на ее лице свидетельствовало, что это не столько ответ на вопрос, сколько тревога – вопрос причинил ей боль. Лукреция с минуту смотрела на нее, а затем наклонилась и заключила в объятья. Может, Джулия не так уж и мудра.
У Александра в то время было столько других дел, что он совсем не замечал печалей своей дочери. Хуан благополучно отплыл, и теперь все внимание папы занимал Чезаре. Будущее старшего сына – вопрос весьма деликатный, на который они смотрели совершенно по-разному. Священная коллегия кардиналов, главная опора папы, могла в любой момент обернуться его главным противником. Александру было очень важно собственнолично контролировать ее. Если сын двинется дальше по карьерной лестнице церкви, то сможет войти в коллегию. Однако церковный закон неоспорим: ни один незаконнорожденный не может стать кардиналом. А всем давно известно, что Чезаре Борджиа – внебрачный ребенок.
Александр несколько месяцев мучил церковных юристов, которые тщательно проверяли все темные уголки канонического права и разглядывали проблему под всевозможными углами. Когда решение, наконец, было найдено, оно не удовлетворило никого, и в первую очередь самого Чезаре.
– Доменико ди Риньяно! Я едва его помню! Чем он вообще отличился в этом мире?
– Он отличился тем, что, как тебе известно, был мужем твоей матери в то время, когда ты родился. Я и сам не в восторге от своего предложения, но если ты хочешь когда-нибудь стать папой, сначала придется занять должность кардинала, а для этого нужно быть рожденным в браке. Все будет в рамках закона. Мы издадим буллу с указанием, что он твой отец и, следовательно, ты, Чезаре ди Риньяно, имеешь право быть принятым в священную коллегию кардиналов.