Луна и солнце
Шрифт:
Она хотела было встать с кресла, но в конце концов предпочла остаться под его защитой. Отец де ла Шез поднес ей раку. Мадам де Ментенон прошептала молитву.
— Она прекрасна…
Перекусив последнюю нить алого, как пламя, шелка, она развернула покров перед отцом де ла Шезом.
— Отец де ла Шез, это работа моих девочек — возьмите ее, и пусть на ней покоится бесценный дар его святейшества.
— Это было бы великолепно, мадам.
Людовик пригласил своих советников за стол для заседаний. Отец де ла Шез поставил цилиндрический ларец с выпуклой крышкой перед его величеством,
— Сколь изыскан дар его святейшества, — польстил Барбезье.
Люсьен с отвращением фыркнул:
— Святой как-то обошелся без своих мощей… да и его величеству они ни к чему. Не говоря уже о гробике.
«Интересно, какой безумец первым додумался расчленить тело и один за другим поместить его фрагменты в якобы чудотворные амулеты», — мысленно позлорадствовал Люсьен.
Людовик усмехнулся, но мягко пожурил Люсьена:
— Пожалуйста, избавьте нас от ваших атеистических колкостей. Иннокентий примирился со мной. Полагаю, преподнеся мне реликварий, он не намеревался меня оскорбить.
Его величество призвал своего личного слугу Кантена, в обязанности которого входило пробовать вино, и тот налил Барбезье, де ла Шезу, Люсьену и, наконец, когда гости также пригубили вино и ни один не отравился, его величеству.
Барбезье медлил отпить, вертя бокал в руке.
— За ваше здоровье, ваше величество.
Люсьен выпил вино, потрясенный грубостью молодого министра и позабавленный его позорной нерешительностью. «Выходит, — подумал Люсьен, — он верит слухам, что мадам де Ментенон отравила его отца, и опасается разделить его участь».
Его величество благосклонно принял тосты в свою честь, пригубил вино и принялся за работу.
— Кретьен, — обратился король к адъютанту, — в Бретани нет епископа. Если я назову кандидата на епископство Бретонское, то папа сможет его рукоположить вместе с остальными, тотчас после подписания договора. Кому бы вы хотели отдать это назначение?
— Немо, сир.
Его величество удивленно поднял бровь:
— Никому?
— Если месье де Кретьен не может предложить кандидата, то, возможно, сию должность и доходы следует отдать…
Люсьен перебил отца де ла Шеза:
— Моя семья предпочла бы, чтобы эта епископская кафедра оставалась вакантной.
Он допил вино, и Кантен снова наполнил его бокал.
— Сударь, на одной чаше весов — горсть презренного золота, а на другой — духовное благо всей Бретани! — возразил отец де ла Шез. — Народу необходим наставник. Ваша семья достаточно богата, а у Бретани всегда была слава…
— Довольно, сударь. Я спросил мнение месье де Кретьена, и он его высказал. О своем решении я сообщу вам позднее.
«Новый епископ стал бы посылать большую часть доходов от своих земель в Рим. Если прихожанам не придется содержать епископа, они смогут платить налоги его величеству, и у них останется хоть что-то, чтобы пережить грядущий неурожай.
Ты преисполнился гордыни, а значит, рискуешь. Ты не соблаговолил объяснить свое мнение королю, не желая, чтобы мадам де Ментенон решила, будто ей удалось пристыдить тебя и склонить к непривычному акту милосердия».
Объяснять свою позицию его величеству не стоило. Монарх обладал немалой проницательностью в делах политики; его величество зачастую угадывал мотивы своих подданных и советников еще до того, как они осознавали их сами.
— Что вы мне сегодня приготовили, де Барбезье?
— Указ, согласно которому в домах протестантов надлежит размещать на постой воинские части.
Барбезье достал бумаги из походного бюро.
— Очень хорошо.
Людовик подписал юридический акт под одобрительными взглядами Барбезье и де ла Шеза. Мадам де Ментенон, уже успевшая заняться новым шитьем, улыбнулась.
Люсьен промолчал, ведь никакие возражения не заставили бы Людовика передумать. Он уже неоднократно пытался переубедить монарха, иногда даже рискуя попасть в немилость. Предполагалось, что подобные меры ускорят возвращение еретиков в лоно Католической церкви, однако, насколько понимал Люсьен, только причиняли горе, насаждали измену и служили обогащению недостойных. Однако, вместо того чтобы отменять гибельные указы, король продлевал их действие. Нетерпимость его величества к протестантам, которую, по мнению Люсьена, подогревала в нем мадам де Ментенон, не давала ему понять, какой ущерб гонения на протестантов наносили Франции и ему лично.
«Проще быть атеистом, — размышлял Люсьен. — И к тому же безопаснее. Королевские войска не имеют права останавливаться на постой в моем доме, грабить его и бесконечно издеваться над моими домочадцами».
— Это все? Что ж, до свидания, господа, — сказал король, обращаясь к Барбезье и де ла Шезу. — Месье де Кретьен, а вы еще останетесь и выпьете со мною вина.
Барбезье и де ла Шез откланялись и удалились.
Кантен наполнил бокалы его величества и Люсьена. Мадам де Ментенон отказалась подкрепить силы. Люсьен отпил маленький глоток вина, смакуя букет столь прекрасный, что жаль было осушать бокал залпом, даже в медицинских целях.
Его величество закрыл глаза, и на мгновение стало понятно, сколь он измучен заботами и стар.
— Поставьте передо мной какую-нибудь простую задачу, месье де Кретьен, — сказал его величество. — Только не имеющую отношения к государственным делам и религии. Такую, чтобы решить ее можно было одним мановением руки или пригоршней монет.
— Тогда я напомню вам об отце де ла Круа, ваше величество, и о вскрытии русалки.
— А он его не завершил?
— Завершил наиболее важную часть, ваше величество. Однако несколько малых мышц и сухожилий еще ждут его ланцета.
— В первую очередь он должен сосредоточить внимание на органе, который мы исследовали вчера ночью.
— Разумеется, ваше величество.
Король снисходительно махнул рукой:
— В остальном, если у него останется время, пусть поступает с трупом, как ему заблагорассудится.
— Я передам, ваше величество. Он будет вам благодарен.
Они смаковали вино, дружелюбно поглядывая друг на друга и молча наслаждаясь каждым глотком, словно это происходило во время военной кампании или в Марли, где этикет соблюдался не столь строго.