Луна и солнце
Шрифт:
— Вы не поручаете мне никаких дел государственной важности, вы не даете моему сыну возможности проявить себя, а теперь…
— Убирайтесь! — крикнул его величество.
Месье рванулся с места и сам распахнул дверь, стеная от отчаяния.
— Да как он может обвинять меня в предательстве?! — возопил его величество. — Как мне спасти его? Как ему помочь?
И тут он заплакал. Его слезы заструились на узорный паркет. Он задыхался, пытаясь вновь овладеть собой, но лишь зарыдал громче; его стоны гулко отдавались в
— Идите ко мне, дорогой мой, — прошептала его супруга, — идите ко мне.
Король упал на колени, спрятав лицо на груди у мадам де Ментенон. Она прижала его к себе, утешая, уговаривая, и злобно воззрилась на Люсьена.
Не дожидаясь разрешения его величества, Люсьен поклонился, пятясь, отошел и спасся бегством.
Мари-Жозеф скакала на Заши мимо мраморных статуй, возвышающихся над Зеленым ковром. Благодарная судьбе даже за минуту покоя, она заглядывала в лицо каждой, завидуя их безмятежности и невозмутимости.
«Ораторы бесстрашно провозгласили бы, что русалка во всем подобна женщине, — думала она, — и никто не побоялся бы им поверить. Римские боги и ораторы никогда бы не испытали чувства вины, пропустив мессу; они отправились бы на поиски приключений, выиграли бы битвы за правое дело и ни разу не вспомнили бы о том, что повздорили с братом или забыли о своих обязанностях при мадемуазель».
«Лотту причешет Халида, — сказала себе Мари-Жозеф, — герцог Шарль сделает Лотте множество комплиментов, и она даже не вспомнит о моем существовании».
В дальнем конце сада вереница посетителей змеясь вползала на Зеленый ковер, оттуда в русалочий шатер и теснилась возле фонтана Аполлона, встречая аплодисментами морскую женщину.
«Ее не следовало выставлять напоказ, словно животных в зверинце, — подумала Мари-Жозеф. — Это ниже ее достоинства! А ответственность лежит на мне, ведь это я учила ее дурацким фокусам!»
Однако полномочий закрыть шатер у Мари-Жозеф не было.
Заши резко вздернула головой и загарцевала, требуя, чтобы ее пустили галопом, пустили вскачь, так чтобы ее грива развевалась по ветру, а плащ Лоррена раскрылся за Мари-Жозеф словно крылья.
— Нет, моя боевая лошадка, — прошептала Мари-Жозеф, — мы должны идти спокойным, размеренным шагом. А то еще задавим кого-нибудь, если бросимся спасать из неволи русалку.
«Интересно, — думала она, — русалка умеет ездить верхом? Вдруг она каталась в океане на китах? Вот если бы это было так…»
Мари-Жозеф отмахнулась от своей безумной затеи. Ей никогда не удастся незаметно провести русалку мимо стражи. С двойной ношей Заши не обгонит даже непородистую лошадь. А если попытается, то у нее разорвется сердце.
«Все это ни к чему, — размышляла Мари-Жозеф, — мне не спасти русалку. Ив никогда не простит мне, что я покусилась на его исследования. Граф Люсьен никогда не простит мне, что я лишила его величество
— Когда мне вернуться, мадемуазель? — спросил Жак, придерживая лесенку и помогая ей спешиться.
— Не знаю.
Она потрепала Заши по гладкой шее, погладила по мягкой морде, подула в ее раздувающиеся ноздри.
— Я пошлю за вами.
— Вы просто чудо, мадемуазель, — восхитился один из мушкетеров. — Так выдрессировали русалку, что теперь она развлекает зрителей.
— Жаль только, долго это не продлится, — откликнулся другой.
Мари-Жозеф поспешила в клетку. Русалка плавала вперед и назад, потом кругами, дразня зевак.
И вдруг она исчезла. Поверхность воды разгладилась, словно зеркало.
Внезапно вода забурлила. Русалка взметнулась над волнами, подняв гигантский сноп брызг. Ее обнаженное тело сияло. Она с легкостью перелетела в прыжке через Тритона, на вершине сальто взмахнув раздвоенным хвостом, а точнее, снабженными плавниками ногами, стрелой вошла в воду и пропала, не подняв брызг и не оставив даже ряби.
Зрители зааплодировали.
— Бросьте ей рыбу!
— Пусть снова сделает сальто!
Мари-Жозеф не обращала внимания на их просьбы.
«Я не заставлю русалку выполнять фокусы, точно дрессированную собаку!» — подумала она.
Она пропела имя морской женщины, и та откликнулась длинной трелью, создав завесы света и звука, сотканные из сверкания и шепотов, словно северное сияние. Мари-Жозеф прошла меж ними. Бессильные увидеть чудесное мерцание, зрители требовали новых фокусов.
— Будьте любезны, — сказала Мари-Жозеф стражнику, — позовите лакеев, пусть опорожнят бочонок с рыбой в бассейн.
— Значит, отдать рыбу… — начал было он.
Она бросила на него надменный взгляд, он смолк и поклонился.
Лакеи наклонили бочонок. Через край фонтана хлынула морская вода, а вместе с нею — живая рыба. С радостным криком русалка взлетела в воздух, прорвав поток морской воды. Лакеи в ужасе уронили бочонок, и он скатился в фонтан. Русалка нырнула, пытаясь увернуться от удара. Слуги бежали, не обращая внимания на брань мушкетеров.
Зеваки засмеялись и зааплодировали, словно на представлении комедии дель арте. Повернувшись спиной к черни, Мари-Жозеф нахмурилась.
— Теперь вам нечего бросить морской твари! — крикнул один из зрителей. — Хотим увидеть морскую тварь!
— Бросьте ей рыбу!
— Она не тварь!
Никто ее не слышал. Зашумела вода; русалка выпрыгнула из волн, швырнула пойманную рыбу в толпу и, совершив эффектный прыжок, скрылась из глаз. Рыба пролетела по воздуху меж прутьев решетки и ударилась о грудь кричавшего. На лицо и амазонку Мари-Жозеф попали брызги. Волны хлынули ей на ноги, промочив туфли.