Луна и солнце
Шрифт:
Восхищенные зрители захлопали. Из толпы вырвалась маленькая девочка, схватила рыбу и точно бросила ее меж прутьев, отчаянно бьющуюся в детской ручке, обратно русалке. Русалка снова взметнулась над водой, поймала рыбу и съела в два укуса, под конец проглотив рыбий хвост. Девочка рассмеялась; русалка пропела ей замысловатую трель.
— Русалка хочет нас выдрессировать! — со смехом сказала мать девочки, и следом за нею расхохоталась толпа и мушкетеры.
Русалка взмахнула раздвоенным хвостом и ушла в глубину.
Бочонок покачивался на волнах. Русалка стала толкать его вдоль бордюра фонтана. Она поворачивала
— Хватит! — в ярости крикнула Мари-Жозеф, не в силах видеть такое унижение русалки.
Никто не обратил на нее внимания.
— Мадемуазель де ла Круа, сдержитесь, прошу вас, — сказал кто-то у нее за спиной.
Хмурый, у бордюра фонтана стоял граф Люсьен, слегка опираясь на трость.
— Пожалуйста, прикажите им перестать, граф Люсьен!
— Чем же они вас так расстраивают?
— Они ее дразнят, травят, как медведя!
— Сомневаюсь, что вы хоть раз видели медвежью травлю, иначе не стали бы сравнивать. Ваша русалка развлекает их и радуется, точно так же как прежде развлекала вас и радовалась сама.
— Это совершенно неуместно.
Граф Люсьен усмехнулся.
— Пожалуйста, не смейтесь надо мной.
— Нисколько, напротив, сочувствую, если вам незнакомо удовольствие, которое способны получать от игры и люди, и животные.
— Она не…
Тут на доски помоста налетела бочка, прервав Мари-Жозеф, и несколько раз подряд громко ударилась о планки. Туфли Мари-Жозеф окатила волна.
Мари-Жозеф встала на колени и опустила руки в воду. Русалка перестала колотить бочку и подплыла к ней, проскользнув меж ее пальцами.
Пропев короткую музыкальную фразу, словно разразившись одной яростной вспышкой, русалка бегло обрисовала всю свою жизнь. Вот она ловит рыбу, вот плавает меж разноцветными коралловыми рифами тропических морей. Вот она на Севере резвится среди айсбергов, уходящих вершинами в глубину. Вот она измеряет морские бездны и пропасти, издавая особый звук. Вот она играет с детьми своего клана. Вот она плавает меж щупальцами гигантского ручного осьминога вместе со своим другом-водяным, ныне распростертым со вскрытой грудной клеткой на секционном столе. Вот она и ее друг предаются любви — греховной любви ради наслаждения, а не ради продолжения рода — в сиянии, исходящем от пятнистой искрящейся кожи осьминога. Когда русалке грозит серьезная опасность, она опускается в глубины океана, куда не проникает луч света, и почти перестает дышать. И всегда, повсюду с нею прикосновения и песни других русалок и водяных.
«Я думала только о том, что тебе страшно, — прошептала Мари-Жозеф, — но мне ни разу не приходило в голову, что тебе может быть очень, очень скучно. И одиноко».
Она села, поставив мокрые ноги на помост вровень с водой, облокотившись на колени и подперев подбородок кулаками.
Толпа начала проявлять нетерпение:
— Пусть попрыгает! Пусть покричит и посмеется!
— Пропой свою историю еще раз, — шепотом попросила Мари-Жозеф русалку, — чтобы они тоже услышали.
Она встала и обратилась к зрителям:
— Русалка устала прыгать, но может поведать вам о себе.
Русалка запела, однако на сей раз об истории своего народа.
Удивленная, встревоженная, Мари-Жозеф стала
«Три тысячи четыреста лет тому назад люди моря впервые встретились с людьми суши».
Чарующий корабль под парусами, расписанными осьминогами и рыбами, плавно, словно альбатрос, вплыл в ее поле зрения. Морские люди взирали на него безбоязненно, с одним лишь любопытством. Прекрасные отроки и отроковицы, стройные, с ниспадающими на плечи локонами, сбрасывали подобие коротких, с широкими поясами юбок и бросались с корабля в волны, чтобы приблизиться к людям моря. Они резвились и пели вместе. Эти земные люди были не похожи ни на одно племя, которое доводилось видеть или о котором приходилось слышать Мари-Жозеф: необычные, темноглазые, несказанно прелестные, грациозные, как лани.
«Мы дарили им песни, они дарили нам сказания, — пела русалка, — которые нельзя отнять, можно лишь даровать. Мы встречались как друзья».
Морские люди сопровождали корабль к острову, золотому в мерцающем зное сапфирово-синего Средиземного моря. Корабль медленно и плавно вошел в гавань. На скале над гаванью раскинулся каменный дворец. Женщины, с обнаженной грудью, в юбках колокольчиком, с золотыми украшениями в волосах, возглавляли торжественную процессию, явившуюся к морю приветствовать новых друзей. Дети бросали в воду цветы, и русалки и водяные вплетали их в свои зеленые волосы.
«Морские люди вступили в столицу страны Атлантиды, — перевела Мари-Жозеф. — Нас везли на колесницах в ваннах, расписанных дельфинами и кальмарами. Люди моря и люди земли обменивались раковинами и цветами».
Внезапно тональность песни изменилась. Мелодия сделалась мрачной, в ней появились угрожающие нотки. Мари-Жозеф испуганно замолчала, когда мощнейшее извержение вулкана поколебало твердь и низвергло на остров раскаленный смерч. На голову жителей обрушился град расплавленных камней и ливень горящей золы. Завеса пепла накрыла колесницы морских людей.
Когда извержение закончилось, город был стерт с лица земли.
«Мы искали наших друзей, — пела русалка, — но не смогли найти их. Они все погибли. Наша дружба длилась недолго».
— Это все, — сказала Мари-Жозеф, оборвав пересказ на том, как русалки и водяные принимали цветы из рук жителей погибшей Атлантиды. Зрители захлопали.
Русалка зарычала и в гневе обдала ее фонтаном брызг, требуя объяснений.
— Как же я могла сказать им?..
«Ты всегда должна доводить рассказ до конца, — пропела русалка. — Дай мне слово, что больше не будешь так делать, а не то я умолкну навеки. Ты всегда должна доводить рассказ до конца».
— Хорошо, — сказала Мари-Жозеф. — Обещаю. Отныне я буду доводить до конца любое повествование.
— Пусть расскажет еще! — закричали зрители. — Еще, другую историю!
Сквозь толпу пробился слуга, спеша передать послание графу Люсьену. Граф прочитал его, а потом спустился на помост, остановившись между клеткой и теснящимися довольными зрителями. Хромота его почти прошла.
— Гости его величества! — обратился он к собравшимся. Граф говорил мягко, почти не повышая голос, но его было слышно даже в задних рядах. Зеваки умолкли, проникшись почтением к адъютанту короля. — На сегодня представление окончено, его величество просит вас покинуть шатер.