Лунная дорога (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Я думаю, мадам, что сочинить весь этот злобный бред можно и не выслушивая моих ответов.
– Мой аппарат запишет ваши слова!
– сказала миссис Хент, демонстративно открывая сумочку.
– Здесь микрофон, прошу.
– Если так, то я скажу. Я скажу, что исследователи Антарктиды жили рядом и дружили, независимо оттого, были ли они русскими, американцами, бельгийцами… Исследование Космоса требует еще большего напряжения, еще большего сложения всех сил разных народов. Недаром строится сейчас международная
– Для того, чтобы и ее подчинить советскому диктату?
– Не диктату, а дружбе. Только дружба может продвинуть человечество на новые рубежи знания. Почти вся прежняя история человечества характерна вспышками знания, вызванными междоусобной борьбой народов, войнами, заставлявшими лихорадочно развиваться науку и технику. Но ныне, когда это развитие достигло таких пределов, что применение последних достижений науки в преступном деле войны грозит уже существованию всего человечества, ныне стимулы прогресса неизбежно станут иными. Не вражда, не борьба, не война, а дружба и единство - вот что приведет человека к новым высотам знания, поможет достичь новых планет солнечной системы, даже новых звезд наконец!
Миссис Хент захлопнула сумочку.
– Пропаганда!
– прошипела она.
Академик усмехнулся.
– Отношения людей на Луне - прекрасный пример единения, взаимовыручки и дружбы. Уверяю вас, исследователям будет что рассказать по возвращении на Землю не только о Луне, но и о… Земле. Об отношениях людей на Земле.
– Напрасно стараетесь, мистер академик, звукозаписывающий аппарат уже выключен.
– К счастью, сознание людей во всем мире отнюдь не выключено.
– Мадам! Прошу извинить! Один танец?
Миссис Хент испуганно обернулась.
Перед нею стоял низенький благообразный господин, рано полысевший, напоминавший владельца небольшого магазина, вежливый и подвижный.
– О'кэй?..
– спросил приглашающий.
Растерянная миссис Хент покорно встала, бросив беспомощный взгляд на академика.
– Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, если это доставит вам удовольствие, - поспешил заверить тот.
Сумочка миссис Хент осталась лежать на столе. Академик предпочел бы уйти.
– Вы с ума сошли, - зашипела миссис Хент в ухо Малютке Биллу.
– Не люблю терять времени, мэм.
– Вы прервали интервью.
– А мне нужно теперь другое.
– Что вы имеете в виду?
Джаз неистовствовал, пары не танцевали, а, обнявшись, топтались в неимоверной тесноте, в которой считалось допустимым обниматься, класть голову на грудь партнеру, шептать что-то на ухо.
Малютка Билл шепнул Биг-мэм:
– Видите ли, мэм, я человек многосемейный и не могу больше рисковать. Газета должна печатать то, что хотят читать ее покупатели.
– Какое вам дело до моей газеты?
– возмутилась миссис Хент.
– Только то, что акции вашей газеты на бирже так упали, что мне почти ничего не стоило прибрать их к рукам.
– Это чудовищно!
– воскликнула миссис Хент, отталкивая партнера.
Соседние пары покосились на столь темпераментно танцующую пожилую пару.
Миссис Хент вырвалась из объятий мистера Скиапорелли.
– Да, да, мэм, - спокойно подтвердил он.
– Вы уже больше не владелица газетного треста. Но я могу вас оставить на работе. Для щекотливых поручений, мэм. Ведь именно для этого вы часто обращались ко мне. Мы же старые друзья.
Танцы продолжались. Академика снова окружила молодежь. Дамская сумочка продолжала лежать на столике, и академик с беспокойством поглядывал на нее.
Через толпу протискался мистер Скиапорелли и вежливо раскланялся с академиком.
– Где же эта… журнальная дама?
– спросил академик.
– Она оставила здесь сумочку.
Малютка Билл взял в руки сумочку и оценивающе осмотрел ее.
– Это очень почтенная и религиозная дама, - сказал он.
– Уходя, она сказала - это из священного писания: "Голыми мы пришли в этот мир, голыми и уйдем".
– И ушла?
– повеселел академик.
– И ушла, - подтвердил новый хозяин газеты.
Г л а в а т р е т ь я
ЖИВАЯ ПЕНА
Евгению Громову было не по себе. Он смотрел на изображение наплывавшего и отступавшего горного кряжа, смотрел на сузившиеся глаза Эллен, которые то попадали в фокус, то затуманивались, и не знал, как ей все объяснить:
– Поймите, Селена! Я не могу лететь на "Разуме".
– Не могу!..
– с горечью повторила Эллен, и ее голос стал далеким, еле слышным.
– Ведь это мой принцип!
– горячо доказывал Евгений, стараясь усилить звук. Радиосвязь становилась все менее устойчивой. Танкетка достигла края видимого с Земли диска, лунные горы уже мешали прохождению радиоволн.
– Мне подумалось здесь, что я лучше понимаю мужчин. Но, Мираж… это другое?
– Я всю жизнь посвятил освоению Космоса без людей. Изменить теперь себе и все-таки лететь на межпланетном корабле?
– Измена! Это есть очень правильное, верное слово! Много раз благодарю вас за него.
Евгений смутился:
– Я первый встречу вас на Земле.
– На Земле? В доме, в тепле, без скафандра. Нет! Не надо… У нас на Луне тоже будет дом.
И Эллен отошла от танкетки.
Аникин и Годвин возились с баллоном. Петр Сергеевич сидел поодаль на камне и писал дневник.
На серых, покрытых слоем пыли камнях лежала темная масса. От нее тянулся шланг к баллону с надписью: "Воздух".