Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
— КА–девять, подойди ко мне.
“Казаранг” даже не шевельнул “ушами” локаторов.
Мысленно проклиная “грязные радиофокусы” этой “помеси облака без штанов с вывернутой наизнанку лоханью тухлого киселя”, Андрей потащился обратно. С трудом удержал себя от соблазна прыгнуть. По опыту знал: “кенгуру” (обычный способ десантников передвигаться в условиях слабого тяготения) ему не подходит. Недоставало еще вывихнуть себе суставы. Или — хуже того — поломать кости; как–никак, а его общая масса — почти четверть тонны. Десантникам прыгать можно: у них за плечами годы специальных тренировок, а на плечах — лунно–десантные скафандры. Им здорово здесь придется попрыгать.
Двигаясь вдоль цепочки загадочных вмятин, Андрей смотрел
Ремни пристегнуты, люк закрыт, результаты пешей разведки доложены. Вглядываясь в непроницаемо–темную глубину расселины, Андрей не чувствовал ни малейшей охоты направить туда драккар. Медлил. Еще оставались вопросы, над которыми он усиленно размышлял. Почему над скважиной удар был нанесен не сверху, а в днище? Куда подевался пришлый луч? Заварил исполинскую кашу и спокойно угас? Или переметнулся куда–то?.. Удар снизу определенно свидетельствует: Пятно способно генерировать лучи с мощными ударными свойствами. И полбеды, если дыра в центре этого облака без штанов — единственный канал распространения лучей. А если каналов несколько? Или, скажем, лучевые удары подстерегают на всем протяжении разлома? Подстерегают в каждой ямке, проделанной пришлым лучом? Вздор. Он ползал над ямками, и ничего такого… Пунктир — это просто следы ударов о грунт уже знакомых “мягких зеркал”. Просто!.. Здесь, вне контура белесого чудовища, это действительно просто ямки, но внутри… Внутри может быть все что угодно.
Андрей снялся с точки, взял вправо, стремительно огибая стену обрыва. На круговой облет Пятна он потеряет четверть часа… Не слишком большая отсрочка. Но это будут его четверть часа.
Шлемофон закашлял. Умолк. Снова закашлял. Андрей обратил внимание, что эхокашли слышатся только возле участков обрыва, над которыми нависают оплывающие карнизы. Однако это ни о чем ему не говорило. Катер нырнул в тень на северной стороне Пятна будто в глубокую воду — над головой вспыхнула усыпанная алмазными крошками лента Млечного Пути. Он включил фары, и дрожащие на бугристой стене отсветы долго сопровождали машину. Потом он увидел залитые солнцем верхушки внешнего хребта Плейоны, а над ними — изящную, словно мачта катапультера, вертикаль Кольца. Местность была живописная. Особенно там, где ледяные утесы хребта соприкасались с туманной стеной и “мраморными” облаками высоко приподнятого здесь оползневого склона. Непримиримый Япет отважно вонзил в пришлый туман клыки своего ледорадо. Нет, этим гурм не проймешь.
Взглянув на окруженный ярким ободком кругляк “отфильтрованного” Солнца, Андрей посадил машину рядом с пропитанной “мягкими зеркалами” пунктирной тропинкой. Сбросил на ледорит проблесковый маяк с бронированными кассетами видео- и звукозаписи внутри и включил шагающий механизм. Расселина была довольно широкой — вдвое шире драккара. У входа Андрей покосился на круглые (слева) и рогатые (справа) громадные выступы облаков. Страшилища справа и впрямь как стражи замка сказочного людоеда. С той только разницей, что теперь людоед зовется иначе: гурм–феномен… Черным занавесом упала на катер ощутимо плотная тень. Свет фар вспорол темноту ущелья.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЖИВ-ЗДОРОВЫ
Меф Аганн изнемогал в борьбе с глухотой. Отчаянно отбивая первые натиски Мертвой Тишины, сопротивлялся ей, теряя силы. Все тело участвовало в этом сопротивлении — каждая мышца, каждый нерв…
Тобольский наверняка заметил его усилия и был, должно быть, напуган. Мальчик не из пугливых, но как этот смелый мальчик смотрел, когда уходил!.. Ничего, пусть теперь смотрит. И пусть не питает никаких иллюзий. Ну не мерзавцы ли, ну почему они отправили на танкер именно Тобольского?..
Еще немного продержаться — увидеть старт “Казаранга”. Знал: если накатит Мертвая Тишина — с глазами начнет происходить какая–то чертовщина и он ничего не увидит, кроме глянцево поблескивающего пространства и отвратительно желтой пены…
Ткнуть пятерней в экран? Нет–нет, ни за что! Пусть хоть вывернет наизнанку и завяжет двойным узлом, но ни единой минуты у Жив–здорова он не отнимет. И чего Андрей возится? Стартовал бы уж, что ли! Чтоб на борту никого…
А тяжесть в затылке будто спортивная гиря.
— Не возьмешь!.. — процедил он сквозь сжатые зубы и отработанным многолетней практикой своеобразным усилием воли отогнал очередные приступы глухоты. Его корежило и трясло.
Почти бессознательно он отшвырнул куда–то надувное кресло, с хрипом набрал полные легкие воздуха и едва не захлебнулся в надсадном крике. Противно, мерзко. Но помогает, если нужна отсрочка. Уже помогло… Хорошо, что здесь некому слушать.
Он немного расслабился. Сердце стучало где–то возле самого горла, но в целом… Ничего. Сносно. Тяжесть в затылке осталась. Наплевать. Все равно не отпустит, пока это не кончится… Он вытер ладонью лоб. Ладонь блестела. И в холодильник не надо. Сегодня все пойдет как по маслу. С блеском… Сегодня это ведет себя слишком напористо. — Налетает как шквал. Ну естественно. Близость Пятна. Предгурмие… “Вот и еще один термин, — подумал Аганн. — Не закипел бы там на Япете этот проклятый котел раньше времени. Предгурмие…” Он обвел командную рубку воспалившимися глазами. В ушах стоял гул. Даже воздух, казалось, пропитан гулом и блеском. И акулой ходит по кругу хищное слово “предгурмие”… Слово “гурм” он изобрел, описывая катастрофу на Обероне. Слов не хватало.
Он посмотрел на темный Япет и увидел фиолетовую струю тормозного импульса “Казаранга”. Придерживая гирю–затылок рукой, боясь наклониться, он коленом придвинул кресло к штурманскому ротопульту, сел и включил информавтоматику.
В звездно–черном пространстве слева по борту обозначились линии красочных диаграмм. Годограф скорости, вектор кинетического момента, проекции прослеженной траектории катера, цифры. Бесстрастный язык равнодушных приборов. Векторно–цифровое сопоставление действительных параметров с оптимальными и никаких эмоций. Только пилоту дано оценить изящество интуитивного решения маневра другим пилотом. Меф оценил. Пробормотал:
— Отлично, парень, отлично… По всем параметрам оптимально выйдешь к Пятну. Мягкой тебе посадки!
Он попробовал вызвать борт “Казаранга” на связь. Андрей не ответил. Капитальная радионепроходимость.
Меф вздрогнул. Представилось, будто со стороны кто–то отчетливо произнес: “Ты зачем отпустил его туда одного?”
Ощутив внезапную нехватку воздуха и толчки большого, тяжелого сердца, Меф рванул застежку у горла. “Одного. Без связи. На старой машине. И это Пятно!..”
Он вскочил, покачнулся. Ноги слушались плохо. Знакомое онемение в бедрах. Затылок… О-о черт, затылок! Плечи, спина… Отковылял к пилот–ложементу, опустил себя на сиденье, упираясь в желоба подлокотников немеющими руками. Словно оправдываясь, быстро забормотал: