Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
– Здравствуйте, дни, голубые, осенние… – задумчиво продекламировал Валерий. – Ну, мне пора. Вместо Меня будет Гога.
Валерий столкнулся с Гогой в дверях. Гога взвыл и запрыгал на одной ноге к ближайшему креслу.
– Ваал, – сказал он, снимая ботинок, – при ноль восьми земного тяготения ты ничего не потерял. В смысле живого веса… Кто мне подскажет, как называется этот расплющенный палец?
– Указательный, – подсказал Глеб.
– Ваал, ты отдавил мне указательный палец на левой ноге.
Валерий выглянул из коридора:
– Ладно, старик, будешь иметь компенсацию.
– Банку салаки. Пряный посол. Знает, шельмец, мою постыдную слабость.
– Идет. А вам что достать, задумчивая Квета? Не стесняйтесь, у меня в снабженческой среде широкие связи.
– Спасибо, ничего… – сказала Квета. И, вспыхнув, тихо добавила: – Подскажите, пожалуйста, шефу, что один человек на «Зените» очень нуждается в отпуске.
– Гм… – произнес Валерий. Убрал голову, и створки дверей с шипением захлопнулись.
Гога не произнес ничего. Он пристально взглянул на Глеба – гораздо пристальнее, чем обычно, – сунул ногу в ботинок. Глеб чувствовал потребность срочно провалиться сквозь астероид.
«Плохи мои дела, – подумал он. – Очень плохи, если даже это хрупкое существо с ботаническим именем начинает проявлять опасную инициативу…»
– Говорят, одна из горилл сбежала в вакуумствор, – сказал Гога, чтобы чем-то заполнить неловкую паузу. – Говорят, есть человеческие жертвы… Туманов не заглядывал?
– Туманов не будет, – угрюмо ответил Глеб.
– Ты что… серьезно?
– Вполне. В нашем секторе эклиптики сохранится сухая, жаркая погода. Протонный ветер, слабый до умеренного. Глубокий вакуум. Гога, Ваал обозвал меня дезертиром…
– Ваал напрасно не скажет.
– Ты уверен?
– И ты, мой друг, тоже. Ваал в какой-то мере прав.
Глеб на минуту задумался.
– В какой? Это важно.
– В той мере, которая определяет дезертирство если не в кинетическом смысле…
– То уж, во всяком случае, в потенциальном! – заключил Глеб. – Ясно, можешь не продолжать.
– А я особого энтузиазма и не испытывал.
– Ну и напрасно. Ведь разговор не только обо мне. Я давно пытаюсь понять: чего мы ждем? Чуда? Его не будет. Ведь все элементарно просто. Эр-поле функционально связано с массой ТР-передатчика. Пока мы ведем ТР-передачу на «Дипстар», нас вполне устраивает масса нашего астероида. Но замахнись мы хотя бы на Альфу Центавра, нам понадобится иметь в своем распоряжении приятную общую массу'шестидесяти таких планет, как Юпитер! Или иметь возле Альфы Центавра ТР-приемник типа «Дипстар». Мы не имеем ни того, ни другого. Понимание этого называется дезертирством.
– Чего ты хочешь от меня? – Гога заерзал в кресле.
– Ничего особенного… Через несколько минут мы проведем еще один эксперимент. Мы будем сидеть за пультами – по одному с каждой из четырех сторон квадратной ямы: ты против Кветы или Туманова, я против Калантарова. Как за столом дипломатических переговоров. Мы будем смотреть на приборы и подавать команды, нажимая кнопки и клавиши… Так вот, мне хотелось бы знать, крепка ли вера участников этого таинства в то, что наша работа приблизит звездный час человечества… – Глеб показал половину мизинца, – хоть на полстолько?
Гога тяжело и шумно вздохнул.
– Квета, – сказал он, – объясните этому субьекту, что наука имеет свои негативные стороны. Что науку нельзя принимать за карнавальное шествие по случаю праздника урожая.
– Какие мы все у-умные! – покачав головой, сказала Квета. Ее голос звучал в незнакомой тональности. – Слушаю вас и удивляюсь, как успешно вы стараетесь не понимать друг друга! Ведь разговор, по существу, идет о переоценке результатов многолетней работы. Самоанализ – это хорошо, это психологически оправдано. А самобичевание – плохо, потому что больно и унизительно, стыдно… Простите, если я сказала что-нибудь не так.
– Так, Квета, так. Здравствуйте! Прошу простить за опоздание, меня задержала связь с «Миражем». – Изящный Туманов, пощелкивая пальцами (за ним водилась эта странная привычка), приблизился к пульту.
Он всегда был изящным, от самой макушки до пят. От тщательно прилизанных светлых волос до мягких ботинок из кожи полинезийских коралловых змей – очень красивых ботинок и очень редких в космической практике.
– Турнир идей? – спросил он Глеба и Гогу, глядевших в разные стороны. – Или контрольная дуэль эмоций?
– Кир, – сказал Глеб, – пожалуйста, не делай вид, будто тебе интересно.
Туманов пропустил пожелание Глеба мимо ушей. Он стоял, опираясь руками о пульт, в позе пловца, который раздумывал, стоит ли прыгать в холодную воду. Эта его озабоченность насторожила остальных. Глеб и Гога переглянулись. Квета подумала про карандаш. Карандаш, конечно, не собьет настройку эритронов, однако… В чем заключается это «однако», она не успела сообразить, потому что Туманов неожиданно спросил:
– Какое сегодня число?
Гога скороговоркой назвал день недели, число, месяц, год. Немного поколебавшись, добавил название эры.
– Коллеги, – Туманов солидно откашлялся, – этот день войдет в анналы истории!
– Слышу торжественный шелест знамен, – доверительно сообщил Гога.
Глеб тяжело смотрел Туманову в затылок. Молчал. Туманов щелкнул пальцами и резко повернулся на каблуках:
– В общем, так: будем готовить ТР-передатчик к работе. Шеф решился отправить в гиперпространство двух ТР-летчиков методом параллельно сдвоенной транспозиции. Первый в истории групповой ТР-перелет…