Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты
Шрифт:
— Итак, незнакомец лицом похож на Михайлова. А кого он напомнил вам телом? Поясняю: походкой, осанкой, повадками, жестами?..
Губы Палмера шевельнулись совершенно беззвучно, и все на этом закончилось.
— Ну почему я должен тянуть вас за язык? — спокойно спросил Гэлбрайт. — Вы же сами минуту назад говорили, что “чужака”, в сущности, не было. Это вам удалось “раскусить” еще на борту “Лунной радуги”, и довольно быстро. Вы узнали “чужака”, Палмер.
Лицо Палмера дернулось, как от удара.
— Нет!.. — хрипло возразил он. Добавил с отчаянием: — Я лишь заподозрил!
— А есть ли тут разница?
— Есть. Ведь я ничего не могу сказать вам наверняка, не могу объяснить!.. Ну какая вам польза, если я скажу, что заподозрил Нортона?!
Фрэнк не был готов к ошеломительному действию слов Палмера, хотя то, что в них содержалось, нужно было предвидеть. Предвидеть!.. Его захлестнула бессильная злость. На кого? На этого обильно потеющего человека? На себя?.. Какая–то омерзительная безысходность… Поющие деревяшки — ладно. Дико уничтоженные экраны — тоже ладно, куда ни шло. Теперь вдобавок — Нортон с физиономией мертвеца!.. Великое Внеземелье! Нет, просто сумасшедший дом. Огромный сумасшедший дом!.. “С меня довольно, — подумал Фрэнк, ощущая озноб. — Надо действовать, надо что–то предпринимать”. Он механически повторил про себя: “Действовать… предпринимать…” Мысли путались, и он не сразу осознал, что это — вспышка отчаянной тревоги за сестру. Он готов был все бросить и немедленно отправиться в Копсфорт. Заметив, что Роган смотрит на него, почувствовал себя еще более мерзко. “В конце концов, — подумал он, — мое желание и намерения шефа редкостно здесь совпадают…”
Он уловил наступившую в холле гнетущую тишину и, будто о чем–то ненужном, подумал: “Почему они замолчали?”
— Вы не поняли, Палмер, — сказал наконец шеф. — Я не требую от вас никаких объяснений. Нам нужны только факты. Нелишними будут, конечно, и ваши соображения… или, лучше сказать, комментарии к фактам. Когда вы заподозрили Нортона?
Палмер вяло ответил:
— На следующий день.
— В какой момент?
— Не знаю… Во всяком случае, после разговора с Нортоном в спортивном зале.
— Разговор дал вам какой–нибудь повод для подозрений?
— Нет… Не знаю. Когда я рассказывал о “чужаке”, Нортон слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием… Вечером я встретил его в коридоре и… Ступает он как–то особенно мягко. Как леопард на охоте. И у меня… смутно так…
— Первые подозрения?
— Да… Нет. Скорее… ну, такое предощущение, что ли?
— И вы подумали…
— Нет, я ничего не подумал. Я слишком устал и рано лег спать. Ну и во сне… Я редко вижу сны, но в ту ночь такого насмотрелся!..
— Подозрения оформились во сне?
— Вероятно. Потому что утром я уже был почти уве… Нет, не то. В общем, я впервые подумал, что со мной сыграли скверную шутку.
— Нортон?
— Видимо, он хотел… не со мной, но так у него получилось.
— А вы пытались понять, каким способом ему удалось изменить свою внешность?
— Пытался. Не знаю… При встрече мне все казалось естественным. Кроме самой встречи, конечно. И настолько естественным, что… Ну, словом, я не уверен, что мои подозрения чего–нибудь стоят. Но, с другой стороны…
— Выражение лица тоже казалось естественным?
— Да, вполне.
— Выражение было похоже на то, которое на портрете Михайлова?
— Нет. Другое. Лицо было хмурым и озабоченным… злым. Будто бы человек торопился по какому–то спешному и неприятному делу. Меня он явно не… Почти не глядя оттолкнул меня локтем и промчался мимо.
— За Нортоном вы замечали такое… такую…
— Отталкивать?
— Да.
— Было однажды. Перед высадкой на Титанию. Нортон спешил — бегал, командовал, ну и в спешке задел меня, оттолкнул. Это мне сразу напомнило… Я остановился, посмотрел ему вслед. Он тоже вдруг остановился. Посмотрел на меня и сказал: “Извини, Рэнд”. Сделал шаг, снова остановился, бросил через плечо: “И за тот раз… тоже извини”.
— Вот как! Что он этим хотел сказать?
— А кто его знает…
Длинная пауза.
— Это все? — спросил Гэлбрайт.
— Да, это все.
— Хотите что–нибудь добавить? — Нет.
— Тогда два последних вопроса. Вы не заметили различия в росте Нортона и… этого…
— Я понял. Нет, не заметил. По–моему, ростом они одинаковы.
— Эмблемы на костюмах совпадали?
— Да. На рукаве у того и другого было изображение кугуара.
— Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли… По крайней мере я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. — Гэлбрайт сделал Рукой что–то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены — казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне.
Гэлбрайт сидел, опустив голову, будто изучая свое отражение в полированной крышке стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности.
— Вот так, — произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому.
Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки.
— Интересно, — наконец произнес он с такой интонацией, словно хотел сказать: “Плохи, оказывается, дела, коллега”.
— Забавно, — в тон Никольскому проговорил Гэлбрайт.
— Если хотите знать мое мнение, то… то я почти убежден, — непонятно сказал Никольский.
— Кентавр? — непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: — Наши мнения совпадают.
— Тем хуже.
— Да. Тот редкий случай, когда разногласия были бы кстати…
— Странная зависимость, — хмуро пробормотал Никольский. — Чем больше фактов…
— …Тем меньше смысла. — Гэлбрайт пожевал губами. — М-да, это… это как… — он с видимым усилием подыскивал слова, — как удар об стену головой.
— Но других фактов у нас нет.
— А что, если уговорить Палмера?
— Имитировать встречу?
— Да.
Никольский подумал.
— Я, собственно, не против, но… Во–первых, время. Во–вторых… — Он искоса взглянул на Гэлбрайта. — Вы все–таки надеетесь избавиться от… кентавра?
Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом.
— Нет, — сказал он. — Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему.
— Лучше к худшему, — одобрил Никольский. — В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. — Он откинулся на спинку кресла.