Лунное золото Революции
Шрифт:
И тут голова Дегтя за прозрачным ударопрочным стеклом задергалась, словно кто-то взнуздал его как лошадь и стал дергать уздечку, не давая опустить голову. Глаза выпучились, рот то открывался, то закрывался. Руки только что державшиеся за скобу разжались и метнулись к горлу. От резкого движения его оторвало от корабля, и он поплыл, продолжая извиваться, словно насаженный на крючок червяк.
Нет, не как червяк, а скорее как выброшенная на берег рыбина.
«Воздух, - сообразил Федосей. – Что-то с воздухом!»
Он поймал содрогающегося в конвульсиях товарища, подтянул к себе и, заглянув
Не тратя времени, Малюков потащил дергающегося товарища к шлюзу. Это заняло у него меньше минуты, но когда в шлюзе он заглянул в лицо, его товарищ был уже свекольного цвета.
Рукоять вниз и вбок, штурвал против часовой до отказа. Звуков вокруг еще нет, но Федосею кажется, что он слышит надсадный хрип товарища. Рукоятки переключателей вниз и все внимание на стрелку манометра, что прыжками движется к сектору «норма». У товарища хватило самообладания дождаться момента.
Деготь разгерметизировал скафандр и с всхлипом и свистом потянуть в себя воздух.
Федосей ничего не спрашивал, молчал, понимая, что у товарища есть куда как более важное дело чем ответы на дурацкие вопросы.
Свой вопрос он задал только тогда, когда цвет лица более-менее пришел в соответствие с установленным природой для человека.
– Что случилось?
Деготь выбрался из скафандра и только тогда процедил сквозь зубы.
– Не зря сходили.
Федосей не торопил его с ответом - видел, как трясутся руки.
– Одну неисправность нашли. Скафандр неисправен…
Движением, в котором мешались брезгливость и ненависть, Деготь отстегнул баллоны… По тому, как напряглась рука товарища, Федосей почувствовал, что больше всего ему хочется сейчас швырнуть их куда-нибудь в стену, чтоб в осколки, в щепки, в мелкую пыль, чтоб вместе с ними разлетелся, расточился только что пережитой ужас. Но он сдержался. Рука его разжалась и баллоны, медленно вращаясь, повисли в воздухе.
– Вот тебе и прямая польза от бдительности!
Назидательности в голосе Федосея не было вовсе, но Владимир Иванович посмотрел на него как-то криво, словно подозревал в чем-то.
– Ты мне политграмоту не читай, - ответил он, – ты лучше подумай, что вдруг там.
Он кивнул в сторону темного коридора.
– Таких вот половина?
Подумать об этом было страшно, но он взял себя в руки.
– Погоди паниковать-то. Каких это «таких»? Давай разбираться.
Федосей взял из воздуха первый баллон и крутанул венчающий его краник. Скользнув на пару оборотов по резьбе, рукоять в форме пятилепестковой ромашки с толстенькими радиальными лепестками, остановилась. Он потряс баллон, но сообразил, что никакого шипения не услышит – последние капли кислорода отсюда Дёготь высосал еще там, за обшивкой.
А вот кран второго баллона откручиваться не пожелал. Впрочем, и закручиваться тоже. Он вообще оказался декорацией. Федосей крутил его туда-сюда, но все без толку.
– Это другой баллон, - сказал товарищ, внимательно за ним наблюдавший. – Не такой. Посмотри вон где у него шов. У твоего по-другому.
Федосей повернул баллон к свету и убедился, что товарищ прав.
– И
Пока он вертел баллон, свет падал на него с нескольких сторон, и в какой-то момент стало видно, что под слоем краски его надвое разделяет тонкая линия. Словно не кислородный баллон это был, а огромная матрешка.
– А ну-ка!
Федосей повернул одну половинку относительно другой.. Нессохшаяся еще краска по шву сместилась, пошла складками и стальной цилиндр распался на две половинки, словно его и впрямь сделали Ярославские кустари.
– Ух ты!
Только вот в отличие от матрешки, внутри него не оказалось второго баллона, а оказался… Деготь негромко кашлянул и прикрыл рот рукой.
– Динамит…
– Фунтов восемь… -Малюков от волнения съехал с метрической системы в царскую архаику. Руки у него мгновенно вспотели. Он не хуже товарища представлял, что такое динамит и догадывался, для чего он тут появился.
– Сейчас как ахнет… - вяло предположил Деготь. Федосей разжал руки. Невесомость. Баллон никуда не упал, а повис в воздухе. Сидеть, и смотреть на плавающую рядом бомбу никаких сил не было.
– Мой скафандр, - седым шепотом сказал Федосей, -быстро… Помоги.
Не то что он думал, что бомба взорвется от звука его голоса, но так было как-то спокойнее.
Норматив для одевания скафандра равнялся четырнадцати секундам. Кое-кто из тех с кем он тренировался на Земле укладывался в двенадцать, но в этот раз Федосей облачился за восемь секунд. Что-то внутри него говорило, что вряд ли бомба взорвется именно сейчас, но доверять этому голосу не хотелось. Перед тем как загерметизироваться он спросил:
– Запомнил, как такая дрянь выглядит?
Деготь кивнул.
– На всю жизнь…
– Если вернусь – второй поищем. А то и третий. Открой шлюз. Я быстро…
Ритмичный стук, с которым из шлюза откачивался воздух, становился все тише, и, наконец, пропал вовсе. Федосей слышал его как стук метронома, вычитающего секунду за секундой из его жизни. Вселенная вновь распахнулась перед ним и бомба в сравнении с ней показалась какой-то… Несолидной что ли. Ему захотелось наподдать ей ногой, словно мальчишке по мячу, но он сдержался. Испытывать судьбу в этом положении не хотелось. Так и не выйдя из шлюза, он вытянул наружу руку и сильно толкнул бомбу вниз подальше от корабля…
После этого они перебрали все баллоны на складе и обшарили все углы.
Если б они что-нибудь нашли, признался Деготь, ему спалось бы гораздо спокойнее, но они не нашли ничего.
СССР. Свердловская пусковая площадка.
Май 1931 года.
… Алексей Григорьевич Чердынцев сидел в облаке ледеринового запаха, положив ладонь на стол. Между ладонью и столешницей лежал, холодил руку наградной браунинг, полученный за Перекоп. Так он сидел уже минут десять и раздумывал написать посмертную записку, оправдаться, или застрелиться просто так, без затей. Только этот нерешенный вопрос держал его на этом свете. Так и так стреляться придется. Дело поворачивалось таким образом, что выходило по всему, что он пособник врагов. Прошляпил, профукал…