Лунный князь. Беглец
Шрифт:
Вот только брат… Кто отомстит жрецам за Дьята и всех остальных, невинно убитых?
'Ты дурак, Райтэ. Сам суешь башку в западню', - ворохнулся внутренний голос, как будто без него непонятно, что дурнее меня в двух мирах точно никого не найдется.
Верховный перестал улыбаться и весь подобрался, как рысь для прыжка. Двое дарэйли опять встали за его спиной и положили ладони ему на плечи. Что он задумал? Воспользуется тем, что нам с дедом, занятым выяснением родственных отношений, не до него и захватит обоих?
Взглядом приказав Градниру и Ксантису
Ловко меня поймал князь. Знает ведь от Гончаров, что нет во мне крови Энеарелли. Откуда, если княжна Сеана умерла в первую брачную ночь, и мы с братом — неизвестно чьи дети, непонятно какой пришедшей в наш мир сущности? И пусть зачавшее нас тело было телом Сеаны, но… имел ли я право на дух династии Энеарелли? А меч — он ведь не столько материальная, сколько духовная сущность, иначе как он еще до соприкосновения с плотью почувствует, чья кровь у претендента на имя хранимой им династии?
Но я знал, что поступаю правильно — так, как должен.
— Уверен ли ты, Райтегор, взявший себе древнее имя Энеарелли, в своем праве крови? — спросил князь, занося меч. — Еще не поздно отказаться, и я пощажу тебя, хотя должен убить за такую дерзость.
— Уверен, — выдохнул я.
— Если Иллинир признает тебя, ты — мой наследник, Райтегор. Если нет, да покарает тебя, посягнувшего на чужое имя, воля Единого.
Меч опустился.
Наверное.
Я ничего не почувствовал.
Зато грянули яростные, оглушительные крики. Я вскочил с колен. Тело князя, пронзенное мечом, падало навзничь, и я едва успел подхватить его, не дав коснуться земли. По рукам потекла кровь, смешиваясь с кровью из моих не успевших затянуться ран от осколков ледяной глыбы.
Из груди старика торчала рукоять Иллинира.
Как так? Этот меч не может посягнуть на кровь своего создателя! Не мог же старик лгать!
Люди князя окружали нас, крича и потрясая оружием. Граднир пятился, скалил клыки, не подпуская их.
Старик открыл глаза, прохрипел, пуская кровавые пузыри:
— Не он. Жрецы.
Сразу оставив меня в покое, один из рыцарей развернулся, показывая мечом на Гончаров. Те уже заняли круговую оборону, и по их предусмотрительной скорости стало ясно, что они готовы были к такому повороту, а значит, сами и спровоцировали. Но как они смогли?
Оставшийся с нами воин поднял забрало и я увидел морщинистое седобородое лицо. В карих глазах вассала стояли слезы. Он снял плащ, расстелил на земле и бережно уложил на него раненого. Меч, вошедший рядом с сердцем, он трогать не стал, как и я, сразу поняв, что это только ускорит кончину.
До нас долетели слова Верховного:
— Клянусь милостью Сущего, мы не замышляли зла князю!
Эта ложь вызвала такую ярость отряда, что люди забыли о могуществе слуг Эйне и ринулись скопом, но их встретила стена огня, и атака захлебнулась. Ксантис пытался забросать пламя землей, а мой вассал и так был на грани истощения, и я приказал ему отступить. Лучше подождать, когда 'огненный' сам себя исчерпает. _Читай на Книгоед.нет_
— Отводи людей! — приказал я седобородому.
Рыцарь, стрельнув злыми глазами, не стал выяснять, по какому праву я тут распоряжаюсь, прокричал команду, и его люди отступили. Многие остались лежать — жрецы не подпускали атакующих, но я понимал: если бы они контратаковали всерьез, от княжеского отряда давно бы уже никого не осталось.
Почувствовав, что князь силится что-то сказать, я склонился к нему.
— Райтэ… — позвал умирающий.
— Я здесь, князь.
— Дай руку.
Твердая, заскорузлая ладонь чуть сжала мои пальцы, укладывая на окровавленную грудь.
— Я старый дурак… — прохрипел он. — Плевать, порченая у тебя кровь или нет… У тебя глаза Сеаны. Ты — Энеарелли. И я… признаю тебя. Будешь… князем… после меня. Ольхан, ты слышал.
Седобородый рыцарь кивнул:
— Слышал, ваша светлость. Я засвидетельствую перед Богом и миром.
— Меч… подменен. Найди.
Седобородый кивнул. Ясно, что подменен. И даже мне понятно, что у жрецов был только один миг для подмены: когда при показательном испытании меч выпал из рук того вассала в синем плаще и оказался на минуту-две без присмотра. И все-таки ловкость и быстрота подмены удивляла: и жрецы, и их рабы были в тот миг далеко. Кто-то из дарэйли обладает даром иллюзий, или в княжеском отряде есть предатель, тайный Гончар?
Стена огня стала ниже, в ней появились проплешины: дарэйли Сьента уставал.
Я выпрямился. В ладонях, перепачканных и моей, и кровью деда, уже ощущалась знакомая тяжесть мечей — огненного, воскресшего, как будто не таял, и мглистого.
Распустив крыло силы за спиной, словно мой личный стяг, я пошел на Гончаров, приказав Градниру и Ксантису прикрывать людей. Может, сейчас я превращусь в дракона? — мелькнула надежда и погасла. Дракон решительно не хотел вылазить.
Зато зрение опять начало шалить: в глазах стояло огненное марево, в котором растворилось большинство людей на поле боя, в том числе Верховный. Сфокусировав взгляд на ясно видимой черной фигуре второго Гончара, я увидел светящиеся жгуты, тянувшиеся от его рук к двум дарэйли.
Взлетел и опустился кривой меч. Вырвалось из горла рычание:
— Ar're'nner!
Нити лопнули, и концы их хлестнули по жрецу так, что разорвали его сердце. Вскрикнув, он упал лицом в жидкую грязь. Но радоваться не пришлось: через миг я заметил, что Верховный успел перехватить разорванные нити и привязать к себе. Этот миг промедления едва не погубил меня: один из дарэйли ударил огненной стрелой, целя в мою левую руку с мечом-серпом.
Взмах крыла, и стрела погасла, отдав силу двум серым сполохам, ослепительно засиявшим в мглистых перьях. Второй взмах, и с крыла сорвались две пылающих стрелы: одна — в горло Сьента, вторая — в грудь его огненного дарэйли. Но я с ужасом увидел, как исказился их полет, и обе вошли в жреческий знак на груди врага. Верховный, чуть покачнувшись, выпрямился и торжествующе улыбнулся: