Лунный свет и дочь охотника за жемчугом
Шрифт:
За барной стойкой молодая женщина. Элизу поражает ее красота. Рыжие волосы до плеч, заостренные черты лица, накрашенные тонкие губы. Под глазами залегли фиолетовые тени, а у платья чересчур низкое декольте. На шее красуется большая сверкающая жемчужина. Возможно, это чья-то жена. Но скорее всего, шлюха.
С дежурной улыбкой она приветствует их и на синяки на лице Элизы бросает лишь мимолетный взгляд. Грязной тряпкой она вытирает внутри жестяной кружки.
– Вы двое не из Коссака. – И это не вопрос.
Элиза замечает на ее губе тонкий шрам, искажающий ее рот как будто в усмешке.
–
– Вообще-то мы тут разыскиваем одного человека, – говорит Элиза. Женщина вопросительно приподнимает бровь и возвращается к протирке. – Томас Брайтвелл. Он бывает здесь?
– О, да, я его знаю, – Барменша улыбается про себя, и Элиза краснеет при мысли о том, что ее брат пользуется услугами этой женщины. – Он остановился в одном из номеров. Но я не могу пустить вас туда, потому что велели не беспокоить. – Она начинает составлять потускневшую посуду на полку за баром.
– Он захочет меня видеть, – злится Элиза. – Я член семьи.
– Боюсь, мне приказали никого к нему не пускать, – пожимает она плечами. – Ничем не могу помочь.
Элиза некоторое время молчит, размышляя.
– Я так понимаю, за это вам заплатили? – Женщина прекращает своё занятие и пристально смотрит на неё. – Я заплачу вдвое больше.
Под ногами скрипят деревянные половицы. Темный прохладный коридор ведёт на небольшую площадку с тремя закрытыми дверьми. Женщина показывает на самую дальнюю комнату и поворачивается к Элизе.
– Я вас не видела. – Она выхватывает деньги и убегает прочь.
Элиза стучит в дверь, но ответа нет. Ещё раз постучав костяшками пальцев, она прикладывает ухо к двери.
– Проваааааливааай, – как клей, тянется голос изнутри.
– Это я.
Тишина.
Гости ждут, затаив дыхание, а потом слышат шарканье, проклятия и звон покатившихся бутылок. Наконец, дверь приоткрывается, но лишь на маленькую щелочку. Сквозь неё уставилась пара глаз, белки светятся в темноте.
– Привет, – шепчет Элиза.
Дверь медленно открывается, на пороге появляется Томас. Но этот человек совершенно не похож на ее брата. Он исхудал и побледнел. На нем мятые штаны и пожелтевшая рубаха с расстегнутыми на запястьях манжетами. Томас всегда был высоким и широкоплечим, и такая худоба сделала его меньше. Но широко расставленные глаза выдают его истинную сущность. Они такие же, как у Элизы, – серые, как галька, и острые, как булавки. У мужчины такие глаза считаются признаком властности, а у женщины – всего лишь холодности.
Воздух в комнате наполнен запахом кислого молока и сладостью опиумного дыма. За плечом Томаса виднеются грязные стены и пол, усеянный пустыми бутылками из-под выпивки. Рядом с замызганным матрасом Элиза замечает полупустую бутылочку зелёного стекла с настойкой опия.
Она смотрит вниз, на голубого жирного таракана, заползающего на босую ногу брата.
– Томас, ради всего святого, что за…
– А это ещё кто? – Изо рта у него воняет гнилью.
– Это Аксель. – Элиза бросает взгляд на своего друга. –
– Я думала, ты уже на пути домой, – говорит она брату.
– Ты получила письмо? – Томас щурится от яркого света и потирает подбородок.
– Ты про мое письмо, которое ко мне вернулось?
На его лице растерянность, как будто он не до конца понимает, что происходит.
– Аксель, мне нужно помочь брату привести себя в порядок, – произносит она, не сводя с Томаса глаз. – Подождите меня в баре.
Аксель уходит, а Элиза, тяжело вздохнув, заходит в комнату. Она раздевает его, как это сделала бы мать, и Томас не протестует. Ни слова против не говорит и тогда, когда она берет тряпку, чтобы обтереть ему руки и убрать со щёк засохшую корку рвоты. Элиза находит рубашку почище и терпеливо надевает на брата. Она велит ему прополоскать рот водой из фляги и, смочив зубной порошок на щетке, найденной на буфете, насильно впихивает ее Томасу. Он берет и неохотно проводит по дёснам.
– Ты об отце что-нибудь слышал? – коротко и тихо спрашивает она. Томас, чистивший зубы, останавливается и качает головой.
Элиза чувствует, как все, за что она держалась, уходит из-под ног.
Когда он достаточно приходит в себя, они выходят в коридор. Аксель устроился в углу в баре, наблюдать за отливом.
– Пожалуй, лучше нам выйти на пляж, – говорит она, провожая брата к двери. Аксель их заметил, но не пошёл следом.
Ей приходится взвалить на себя вес брата, пока они медленно бредут к океану. Она чувствует в сумке бутылочку с опием, несмотря на ее крошечный размер. Элиза забрала ее, когда Томас отвернулся. Известно много случаев, когда мужчины и даже женщины травились опием.
Они выходят на песок и несколько минут молча наблюдают за волнами, медленно отползающими от берега. Отступая, вода оставляет после себя мусор – ракушки и пучки водорослей, пятиконечные морские звёзды и крабы цвета яиц малиновки [39] .
– Отдай, – тихо говорит Томас.
Элиза поворачивается к брату. На его лице застыл оскал.
– Отдай, – повторяет он.
– Ты о чем? – ослабевшим голосом спрашивает она.
– Элиза, не валяй дурака. Верни мне пузырёк. – Должно быть, на него почти мгновенно отрезвляюще подействовал свежий воздух. Он вцепляется ей в руку и тянет с плеча сумку.
39
Синий цвет.
– Не… – Элиза пытается ее удержать, но Томас хватает ее за раненую шею. Вспышка боли ослепляет. Она отчаянно упирается ногами в песок, но все тщетно. За прошедшие годы она уже много раз была в таком положении, терпя на себе яростные взрывы Томаса. В ушах шумит море, пока она пытается оторвать его пальцы от своего горла. Он наконец спотыкается, и она делает вдох, наполняя лёгкие воздухом.
– Я верну его, если расскажешь правду о том, что случилось с отцом.
Томас опускает руки и отходит от неё на шаг. Медленно поднимает кверху ладони, как будто они могут быть покрыты кровью.