Лунный свет и дочь охотника за жемчугом
Шрифт:
– Прости, – в смятении качает он головой. – Прости.
Элиза вытаскивает из сумки бутылочку и бросает в него. Она приземляется на песок с глухим стуком.
– Ты же знаешь, зачем я здесь. – Она пытается говорить спокойно. – Ты задолжал мне ответы. Объяснение. А для начала расскажи, кто такой Уинтерс.
Томас втягивает носом воздух, по его лицу видно, как он взбешен. Наконец, немного поостыв, он хватается за голову и шепчет:
– Все уже должно было закончиться. Все должно было быть улажено. – Наверняка она неправильно его расслышала. – Я не знаю, где отец, – поднимает он голову вверх. – Я даже не знаю, жив ли он. – У Элизы скручивает желудок. Томас дрожащей рукой приглаживает волосы. – Этого не должно было случиться вот так.
– Так он тогда был жив? – вопрос горячий. Обжигает рот. – Томас, он был жив? – кажется, ее сейчас вырвет.
–
Она проглатывает своё разочарование.
– Так сейчас отец живой? – Она говорит медленно, стараясь сохранять спокойствие. – Томас!
Брат отворачивается от нее.
– Знаешь, Виллем и остальные дома считают, что ты как-то причастен к тому, что случилось. – Она провоцирует его, чтобы вытянуть из него больше информации.
– И ты им веришь? Веришь Виллему? – Томас сильно стискивает зубы.
– Я…
– Ну ещё бы. Слушай, если мы собираемся продолжать этот разговор, – он снова быстро проводит рукой по волосам, – мне нужно выпить. Мне необходимо спиртное. Я не могу ясно мыслить.
Хозяин винной лавки передвигается мучительно медленно. Это грузный человек в грязном фартуке. У него обгоревшее на солнце лицо, обрамлённое длинными бакенбардами, и сдавленные тяжёлыми веками глаза, которые избегают смотреть на них. Похоже, он хорошо изучил привычки Томаса. Не говоря ни слова, он берет бутылку рома и ставит на стойку. Элиза почёсывает руки, лишь бы чем-то занять пальцы. Тишина мучительна. Томас отсчитывает грязные монеты и протягивает мужчине.
Они возвращаются к морю, над ними низко нависло небо цвета рыбной плоти, в воздухе запахло тиной. Элиза чувствует себя так, словно балансирует, стоя на краю обрыва. Все силы уходят на то, чтобы сдержаться и не ударить брата по груди. Не расцарапать ему лицо ногтями. Потребовать, чтобы он все выложил. Но она слишком хорошо его знает. Знает, что должна ждать, пока он сам начнёт говорить.
Томас отмахивается от песчаных мух и подносит бутылку ко рту. По подбородку стекают капли. Утеревшись, Томас блаженно содрогается.
Чтобы не заорать, Элиза рассматривает море. Оно медленно перекатывается перед ними, как бархат, становящийся шероховатым и гладким, когда проводишь по нему рукой. Вопросы в голове вспыхивают один за другим, ей хочется выдернуть их и швырнуть их жар в Томаса. Заставить его говорить.
– Я знаю, о чем все думают, – наконец произносит Томас. – Прекрасно понимаю. – Слова повисают в тишине, пока он шумно отхлёбывает из бутылки. – Виллем и остальные. Они думают, что мне нужна флотилия. Что я каким-то образом избавился от отца, чтобы все это стало моим. – Элиза не отвечает. Она должна дать ему выговориться. – Все совсем не так, – продолжает он, уставившись на песок. – По крайней мере, этого не планировалось.
Он отхлёбывает ещё, и у Элизы сжимается горло. Воздух дрожит, на горизонте зловещие тучи озаряют молнии. Она не знает точно, что ожидала от него услышать. Признания в убийстве собственного отца? Рыдания, стоны и мольбы о прощении? Нет. Она знала, что он будет казаться спокойным, пока не станет слишком поздно. У него всегда так.
Томас поворачивается к ней.
– Но я виноват в том, что ему пришлось исчезнуть.
Дневник Чарльза Дж. Г. Брайтвелла, торговца жемчугом. Угроза от китов
Я должен составить письменный отчёт о том, что сегодня произошло, ибо боюсь, те, кто не видели собственными глазами, этому не поверят.
Я потерял человека, старательного, трудолюбивого работника, при самых невероятных, ужасающих обстоятельствах.
Ниже я постараюсь описать как можно точнее все, что случилось.
В этом дневнике я уже подробно останавливался на том, какую опасность представляют акулы для торговца жемчугом и его команды. Нам приходится сталкиваться с самыми разными морскими существами, от гигантских груперов [40] до скатов манта [41] – эти последние до того любопытны, что часто цепляются за воздушные шланги водолаза большими, сросшимися с головой плавниками. Однако самый большой ущерб, без сомнения, наносят частые гости в этих водах – киты. Эти левиафаны с кротким нравом, с легкостью бороздящие океанские просторы. Киты с любопытством относятся к водолазам, необъяснимый интерес у них
40
Крупная морская рыба, достигает длины 2,5 метра, обитает на мелководье и в коралловых рифах.
41
Другое название – морской дьявол. Имеет три функционирующих конечности в отличие от остальных скатов.
42
Род усоногих раков из подотряда морским желудей, поселяются на морских обитателях, в том числе и на китах.
Всякий раз, завидев китов на горизонте, мы пытаемся их отпугнуть и колотим по всем кастрюлям и жестянкам, какие только подвернутся под руку. Часто бывает так, что они все равно приближаются и кружат рядом, но, как правило, к их появлению мы успеваем оттащить наших водолазов на безопасное место.
Сегодня я приказал встать пораньше. Мы направлялись на рыбалку к острову Какаду, когда к люггеру подплыла парочка горбачей. Мы видели их каменные глаза на облепленных балянусом головах. Пока они не уплыли, на палубе с сигарами в руках отдыхал Кураями вместе с моим вторым водолазом, Нишиокой. Когда позже вечером опасность миновала, два водолаза спустились, как и планировалось, на глубину 16 саженей. Как позже рассказал Ниши, его внезапно свалила с ног невидимая сила. Затем за сигнальный конец его сильно дернуло в воде вверх. Сквозь стигийский мрак [43] он уловил бледный сполох на брюхе кита и с ужасом увидел, что спасательный конец обмотался вокруг правого хвостового плавника. Тендер наверху шипел от боли, когда спасательный конец тянуло через его пальцы. Хвост горбача трепыхался и бился в судорогах, пока наконец канат не выскользнул, и Ниши, махая руками и ногами, упал на дно.
43
Относящийся к Стиксу, иными словами загробный. Стикс, дочь Океана и Тефиды, в древнегреческой мифологии олицетворявшая ужас и мрак, из которых возникли живые существа.
Тем временем обезумевший кит развернулся и бросился на воздушный шланг Кураями. С каждым ударом его исполинского хвоста дыхательная трубка запутывалась все сильнее и сильнее. В конце концов Кураями тоже сорвало со дна. Горбач изгибался и резко дёргался – а это 45 тонн мышц и подкожного жира, пробивающих воду, и огромным хвостом швырял водолаза в разные стороны. Мы увидели, как забурлили волны и на мгновение сверкнул солнечный свет на огромной чёрной туше. Ниши бешено задергал сигнальный конец, захлопнул воздушный клапан и как пробка вылетел на поверхность. Но Кураями тащило за хвост по воде с пугающей скоростью. Какой ужас он, должно быть, испытывал, эта бедная, бедная душа. Внезапно мы почувствовали чертовски мощный удар, когда воздушный шланг достиг предела. Наверное, он оторвался от шлема. Кит ретировался, а океан поглотил Кураями. Он камнем пошёл ко дну, а мы отчаянно тянули его за веревку. Когда его вытащили, было уже слишком поздно. Моего хорошего, дорогого Кураями не стало.
Глава 29
Теперь воздух ещё тяжелее; густой как суп он кипит и бурлит. Крачки с протяжными резкими криками пролетают над самой поверхностью воды. Вал за валом на берег набегают волны и с шипением разбиваются, оставляя после себя пену.
– Это было пару месяцев назад, в одну из ночей, – отстранённо говорит Томас. – На берегу, возле лодочных сараев. Вероятно, нас кто-то видел.
Она хмурится, пытаясь поймать его взгляд. С непроницаемым лицом Томас отворачивается от неё.