Lurk
Шрифт:
Взаимность — и ты больше не существуешь.
Стайлз опускает руки ниже поясницы… А потом резко отстраняется, делает вдох и на сотые доли секунды ощущает головокружение. Малия никнет к нему, но не настаивает на продолжении. Девушка просто молчит, смотрит в глаза, пытаясь там найти оттенки эмоций.
— Прости, — повторяет он, словно извиняется по-прежнему за свой стояк, а не за поцелуй. Малию это… задевает. — Я вернусь в школу, я в порядке.
Он разворачивается, идет к школе. Ему легче, временное помутнение сошло. Приступ темноты — если так можно выразиться,
Ему стоило бы поговорить с Кирой. Ему бы стоило попытаться объясниться со Скоттом, но Стилински не станет делать это по одной простой причине — ему не хочется. Он так давно делал то, что должен, так давно жил по кодексу чести МакКолла, что сейчас ему это жутко надоело.
Ему не хочется, ему не нравится, ему надоело, и с какой тогда стати человек должен делать что-то против своей воли?
Когда Стайлз возвращается в класс, то даже не смотрит в сторону своих друзей, а просто садится за парту. Ему больше никто не нужен, правда.
Кроме Лидии.
2.
Лидия относится к Стайлзу примерно так же, как старшеклассники относятся к алгебре: она знает, что ей это не очень-то и нужно, но прекрасно понимает, что этого не избежать. В буфете за столиком Скотт и Лиам что-то бурно обсуждают, а Эллисон не сводит взгляда с Айзека. Лидия смотрит на Стайлза, который уже минут десять таращится в свою тарелку. Он не притронулся к еде, он не сделал ни глотка воды. Кажется, что Стилински физически не способен питаться сегодня, но причиной его недуга является… и кстати что? Безответность? Временной скачок? Сдавленные легкие?
— Ты плохо выглядишь, — констатирует Мартин. Стайлз поднимает голову, из-подо лба смотрит на девушку, которую немного передергивает от тяжелого взгляда.
— Чувствую себя так же, — отвечает он. За столом повисает молчание. Стайлз больше не заговаривал о случившемся, остальные — соглашаясь на безмолвный консенсус — тоже не заводили тему. Но теперь вопрос назрел как гнойник и прорвал.
— Ты попал в какую-то временную пропасть, Стайлз, — безразлично-холодно произносит Лидия, ковыряя вилкой свой диетический салат и будто и не смотря на Стилински. — Может из-за нее тебе так плохо…
— Мне надо поговорить с Кирой, — устало отвечает он и отодвигает от себя поднос. Он не собирается разговаривать с Кирой, слишком устал для разговоров, но он специально произнес эту фразу, чтобы убедить остальных в том, что ему не наплевать. — Она же была со мной…
— Мы же ничего о ней не знаем, — пожимая плечами, пренебрежительно говорит Лидия. Она накалывает салат на вилку, но тоже будто не спешит есть. Кажется, у всех сегодня пропал аппетит.
— Да ну? — Стилински усмехается, а потом поднимает голову выше и вонзается в Лидию бесчувственным взглядом. Лед в глазах — или пасмурность? — замечает и Скотт. Скотту это не нравится. И вообще перемены в поведении его лучшего друга его пугают. — А мне
Вилка с лязгом ударяется о столешницу. Мартин сжимает зубы, чуть вздергивает подбородок и так же внимательно смотрит на Стилински. Вокруг них двоих мир, кажется, будто распадается на атомы.
— Она втянула тебя во что-то, она, может, опасна и для нас.
Стайлз снова ощущает пульсирующую боль в зоне шеи и дикую усталость в спине. Он потирает болезненное место, а потом тянется за своим рюкзаком. Он не может есть, не может выносить эти расспросы, не может смотреть на Лидию и не вспоминать, как стаскивал с нее этого ублюдочного Эйдана, который нехило вмазал ей накануне вечера.
— Для нас или для тебя? — уточняет он.
— Стайлз, Лидия права, — поддерживает всегда правильный МакКолл. Стайлз… улыбается. Мешки под его глазами очень ярко контрастируют с бледностью кожи, будто самого Стилински осыпали мелом. — Мы не можем доверять ей…
— Да не доверяйте, — просто отвечает парень, накидывая лямку рюкзака на плечо. — Никто же вас не просит.
Он пожимает плечами и направляется к выходу. Он не хочет портить отношения с друзьями, правда, но он слишком-слишком устал. Никто не знает о том, что творится в его голове. Никто не знает, что он не дышит уже несколько дней.
Стайлз выходит в коридор, который снова кажется слишком-слишком большим. Парень оглядывает пространство, словно впервые видит эти стены. Он не находит Киру взглядом, но даже рад этому в какой-то степени. Стилински медленно плетется по направлению к кабинету, он думает о том, что сегодня впервые пропустит тренировку, и что ему надо бы объясниться с Малией…
А потом он чувствует чью-то руку на своем плечо и слишком резко оборачивается, словно не выносит прикосновений. Ах, как банально, это Лидия. Ах, как предсказуемо, ведь она все еще зла. Ах, как заезжено, он по-прежнему влюблен в нее — он готов простить ей все.
— Ты не должен был в это лезть, — произносит Лидия, делая шаг вперед и сникая до шепота. Она все еще боится быть услышанной. Она не задумывается о том, что Стилински не раскрыл ее секрета. Она не зацикливается на том, что двое суток он пропадал именно из-за нее.
Стайлз — это алгебра. Его надо просто пережить, вот и все.
— Не поверишь, Лидия, но я впервые согласен с тобой, — он снова потирает шею, будто только что ударился. Мартин обращает на это внимание, а потом прищуривается и на несколько секунд в воздухе повисает пауза.
Стайлз забыл о Малии. И о Кире. Он смотрит на Лидию, понимая одно — никогда ему еще не хотелось большего так, как сейчас.
— Что с твоей шеей? — спрашивает она. Стайлз пожимает плечами, убирает руку, а Лидия делает еще один шаг вперед, бесцеремонно касается шиворота футболки и оттягивает его в сторону. Она умудряется не прикасаться, но она стоит запредельно близко, и Стилински снова становится чуть легче дышать. — О черт, — шокировано, нежели брезгливо констатирует она. — Откуда это?