Lurk
Шрифт:
3.
Если бы Стайлз был на приеме у психоаналитика, и его бы попросили изобразить графически свое напряжение, он бы нарисовал пузырь. Сначала маленький, потом чуть больше, потом еще больше — и так до предпоследнего листка альбома. В конце он бы нарисовал брызги. Вышло бы у него, может, и не очень, зато это наглядно демонстрировало бы его состояние.
Он даже не знал, взорвался в нем этот пузырь или нет, но он определенно чувствовал, как последние остатки терпения (оставленные от Киры в подарок) трескались по шву как шелк. Стайлз верил друзьям, был благодарен за их заботу, но все еще не мог подпустить их к себе. Для них прошло двое суток, для Стайлза —
— Я тебе не лгу, — продолжал Скотт, восседая напротив рядом с Эллисон и Джоном. Стайлз смотрел на каждого по очереди, мучаясь одним — искала ли его Лидия по собственной инициативе или только потому, что этого требовал долг? — Ты не пришел ночевать домой, мне позвонил твой отец, думал, что мы снова шатаемся по городу. А потом ты не пришел в школу и на следующий день. И к вечеру тоже не объявился.
— Я верю тебе, — заверил Стайлз, — но я не знаю, почему так произошло. Я просто выехал за город, мы с Кирой молчали и…
— С Кирой? — уточнила Эллисон. Стайлз бросил быстрый взгляд на нее. Он вновь ощутил спазм боли, но в этот раз — на шее, в том месте, до которого дотронулась Кира. Стилински постарался расслабиться, но эта гнетущая тишина и пронзительные взгляды ухудшали ситуацию.
— Да, с Кирой. Она может подтвердить, что нас не было два часа, потому что мы были вместе. И если я попал в эту временную петлю, то и она тоже.
МакКолл и Арджент переглянулись. Стайлз смотрел на их переглядывания, перешептывания и чувствовал себя чужим здесь. Чужим. Лишним. Он слишком много всего пережил за эти несколько часов, ему нужно отдохнуть. Иначе его сознание взорвется как пузырь.
— Кто такая Кира?
Стайлз усмехнулся. Прошло всего двадцать минут после его возвращения домой, но он уже взвинчен больше, чем когда покидал пределы школы. Стилински даже к отцу не мог проникнуться, словно видел перед собой совершенно незнакомого человека. Усталость валила с ног. Усталость была настолько сильной, что проще и достовернее это было бы назвать слабостью.
— Девушка с вечеринки на песчаной отмели. Она к нам подходила…
— И она держала тебя за руку на том уроке, — закончил МакКолл. Стилински покачал головой, а потом медленно поднялся. Он не знал, где пропадал все это время, почему выпал из контекста времени на два дня, но, если уж быть честным до конца — он и не хотел знать. Не сейчас, когда его мысли вот-вот взорвутся как петарда. Ему нужен душ. И отдых.
— Да, — подтвердил Стайлз. — Это она, но извини, я… Я просто хочу спать.
— Кира была в школе, — еще один аргумент. Пары слов хватило, чтобы взрыв-таки произошел. Секунда, одна фраза — и ты чувствуешь, как тело охватывает леденящая прохлада, как вместе с этой прохладой одновременно приходят ужас и едкая апатия. Они охватывают и парализуют. Стайлз медленно поднимает руки и в отчаянии хватается за голову. Он чувствует, что растекается по пространству этой комнаты, что становится очень-очень большим — наполняет эту комнату как жидкость кувшин, становится чем-то бесформенным и бесцветным. Остальные молчаливо наблюдают, но в их молчании какая-то извращенная забота, а Стилински не нуждается в ней.
Ему нужен покой.
Черт возьми, ему просто нужен покой.
Он опускает руки. Объяснения сейчас расстреляют его подобно пулям. Хотя можно ли расстрелять что-то бесформенное и бессмысленное?
Ему нужно сказать что-то им, но его легкие сдавливает, словно он — выброшенная на берег огромная рыба, живущая на глубинах океана, которую теперь убивает давление.
Словно он — вакуум, распространяющийся по этой комнате.
Словно он — безмолвный Некто, у него нет голоса, нет легких, нет… ничего.
— Слушайте, я понятия не имею, что произошло, так что я не смогу дать вам внятные ответы. Для меня прошло всего два часа. Ладно? Я… я просто хочу отдохнуть, я не знаю, что со мной происходит. Не знаю.
Он еще раз оглядывает их всех, а потом уходит. Стайлз даже не прощается, просто исчезает из поля зрения после двухдневного отсутствия. Скотту и Джону не было обидно, они в какой-то мере понимали его чувства, но принять их не могли. Такое бывает — когда человек понимает твои поступки, но не может с ними согласиться. Не может принять их.
И тебя вместе с ними.
4.
Стайлз захлопывает дверь. Ему нужно принять душ, но он решает прилечь на пару минут. Стилински стягивает обувь и падает на постель. Несколько секунд он безразлично смотрит в стену, после чего чувствует, как на него наваливается предсонная тяжесть, вместе с ней тело охватывает приятная предсонная анемия.
Стайлз Стилински закрывает глаза.
Стайлз Стилински думает о Лидии перед сном, а не о том, что он почему-то провалился во времени, что с ним была Кира, которая, по словам Скотта, все это время была в школе.
Стайлз Стилински влюблен и в отчаянии. Он понятия не имеет, что с этим делать и как добиться внимания Лидии, но ему хочется ее внимания. И простых бесед тут будет недостаточно.
Стайлзу Стилински хватает минуты, чтобы воспаленное сознание отключилось.
========== Глава 5. (Не)достаточно близко. ==========
1.
Стайлз снова умывается холодной водой, а потом потирает шею, которая все еще почему-то болит. Стилински проспал около четырнадцати часов, пришел ко второму уроку, но все равно чувствовал себя разбитым. Он выключил воду, потом оперся о раковину и уставился в отражение зеркала. Он видел перед собой бледного парня с синяками под глазами и абсолютно стеклянным взглядом, который был одет в какую-то мятую футболку, поверх которого была надета клетчатая рубашка. Неизменный стиль. Привычка. Стилински смотрел на этого человека, думая лишь об одном — неужели между ним и незнакомцем в зеркале есть хоть что-то общее? Казалось, что это абсолютно два разных человека, схожих только внешне. И тот, что был напротив, точно знал, чего он хочет от жизни, в отличие от самого Стайлза, который понятия не имел, как ему провести этот вечер, не говоря уже о ближайших пяти годах.
Боль в спине усиливалась, будто вместо позвоночника была пружина, готовая вот-вот взорваться. Несмотря на холодную воду, ладони горели, а головная боль была нестерпимой. Стайлз попытался усмехнуться, но у него не получилось. Парень оставил свои попытки вернуть себе оптимистичность. Он побрел к выходу, ему нужно было возвращаться на урок.
Пустые школьные коридоры казались огромными, и в них Стилински чувствовал себя мелким насекомым или подопытной крысой, которую заставили проходить лабиринты. Он плелся к кабинету, расстояние до которого казалось нестерпимо огромным. Прислонившись к шкафчикам, опираясь на них он медленно плелся вперед. Мир вокруг словно вращался. Или это Стайлз вращался?