Lurk
Шрифт:
Не ради себя.
Ради Лидии.
— Я отвезу тебя домой.
— Нет, — она скидывает его руки со своих плеч, отступает на шаг. Стилински снова оказывается в вакууме, но да ведь он уже привык, верно? Строптивое и ярое желание вырвать из себя гадкое чувство влюбленности штопором ввинчивается в сознание. Дышать вновь становится тяжело. — Я… я хочу поиграть в боулинг, а тебе надо сейчас же идти к Дитону.
Стайлз опускает руки, отпускает Лидию и отвергает прежнее свое желание сделать что-то ради нее. Он его отрицает, вычеркивает, уничтожает, но не выполнить его не может, а потом
Если она помогает вовремя нажать на педаль тормоза, неужели не поможет вовремя нажать на газ?
Стилински поворачивает ключ в замке зажигания и решает взять ситуацию под свой контроль.
У него это получится, он знает.
3.
Не получается.
Стайлз не отчаивается, но он знает Бейкон Хиллс наизусть, помнит дорогу к дому Киры, а найти ее не может. Его словно кто-то… дурачит, водит по лабиринтам, усмехается и обманывает. Мысли Стайлза бессвязны, спутаны, напоминают собой какой-то бесконечный сумбурный поток, состоящий из ярких картинок, никак между собой несвязанных — Лидия, удар Эйдана, Скотт, Кира и… чьи-то яркие глаза, в которых читаются усмешка и сочувствие, презрение и понимание, ненависть и дружелюбие. Стайлз исколесил весь город, побывал даже на окраинах, съездил к школе, но найти Киру по-прежнему не может.
Иногда — милисекундами мгновений — ему хочется остановить эту затею. Бросить всю эту нелепицу, уехать домой и лечь спать. Но что-то внутри заставляет его продолжать поиски, и это что-то — осознание того, что Лидия проникла в его мысли. Стайлз ощущал что-то инородное в своих мыслях, будто его воспоминания перебирали как бисер, словно каждый фрагмент восполненной памяти нанизывали на нитку…
Это было бы похоже на сумасшествие, если бы Стилински верил в сумасшествие. Но в Бейкон Хиллс есть месту всему, кроме невменяемости. Есть место злу, непонятным мифологическим существам, странным девушкам, снимающим боль. Есть место банши и оборотням.
Но только не безумию. Нет-нет. Оставим это для дешевеньких триллеров.
Стайлз в очередной раз проезжает по этому переулку, внимательно вглядываясь в дома. Его больше не сваливает усталость с ног, но он все еще чувствует себя разбитым и растоптанным. Он думает о Лидии очень часто, он думает о том, что она — всегда такая гордая — переступала через себя ради Уиттмора, ради Эйдана, но не ради Стилински, ведь Стилински — слишком посредственный и простой для такой как она.
Не сказать, что это оскорбляет.
Обижает, скорее, но не более того.
Стайлз выезжает с жилого квартала и снова устало мчится по улицам города, которые терпеливо и словно заботливо укрывает полумрак. Стайлз засматривается — мимо него проносятся огни, машины, люди, над ним сияют звезды, над ним высится пустота, а он здесь — ничтожно маленький, до смешного бесполезный и нахрен никому ненужный. Он здесь, а Лидия где-то на конце другого города.
Лидия Мартин теперь не просто в его сердце. Она в буквальном смысле в его голове. В каждой его мысли. Она — зритель его воспоминаний.
Это нечестно.
Стайлз прибавляет
Если этот район вообще существует.
Если Кира вообще реальна.
Дома низкорослые и пустынные. Окна заколочены. Дверь при этом открыты настежь. Воздух здесь морозно-жаркий. Стайлз сбавляет скорость до минимума, открывает окно и осматривает улицы. По земле ветер швыряет листья и обрывки газет. Стилински не помнит этого района. Он ездил с отцом на вызовы лет с восьми, если не раньше, он знает каждый закоулок, но точно уверен, что не помнит этих мест…
Его словно дурачат.
Стайлз петляет по улицам, и он бы наверняка почувствовал липкий страх от осознания того, что здесь совершенно пусто.
Но страха нет.
Потому что Стайлз уверен, что кто-то здесь все же есть. Он делает второй круг по заброшенному району, он внимательно осматривает каждый переулок, каждый дом, каждый уголок. Здесь сумрачно, но не так уж и темно. Здесь пустынно, но не одиноко. Здесь обреченно, но не тоскливо.
Стайлз вновь вспоминает о Лидии и… резко нажимает на газ. Он останавливается возле какого-то дома, который похож на все остальные. Стилински чувствует боль, но теперь знает ее причину — это Лидия.
Лидия.
Ли-ди-я.
Лидия…
Ее имя крошится в его и без того воспаленном сознании. Стайлз открывает дверь и выходит на свежий воздух. Он не может дышать, но здесь у него это почему-то получается. Парень оглядывается — небо такое звездное, улицы такие бесшумные, пространство вокруг такое огромное, что это гротескное полуреальное пространство начинает сдавливать, начинает вселять в душу… ужас. Стилински оглядывается, снова и снова, снова и снова, снова и снова, снова и снова, снова и снова…
У него закружилась голова. У него заболели глаза от яркости ненастоящих звезд. Стайлз схватился за голову, зажмурился — но не помогло. Тишина продолжала сжимать и сжимать подобно жестяной клетке. Собственный шепот терялся в вакууме, собственный голос становился беззвучным, и только мрак поглощал и поглощал, становясь все тяжелее и тяжелее. Открыв глаза и вновь осмотревшись, Стилински увидел, как темнота наступала со всех уголков и медленно приближалась к нему.
— Нет, нет, нет, нет, нет, нет… — терялись в тишине, заглушались, не произносились, хотя Стайлз продолжал и продолжал шептать. Он прижался к джипу, снова схватился за голову.
Это нереально.
Это всего лишь сон.
Это всего лишь кошмар. Можно спастись, нужно только проснуться.
Стайлз делает глубокий вдох, а потом открывает глаза и чувствует, как веки необыкновенно тяжелы. Так тяжелы, словно он спит. Стайлз пытается еще — он открывает глаза, преодолевает себя, делает еще несколько глубоких вдохов-выдохов и… изображение начинает размываться, начинает заливаться необыкновенно ярким светом. Еще одна попытка — парень снова зажмуривается и вновь открывает глаза….