Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
Ричард нахмурился — одного упоминания о епископе хватило, чтобы вывести его из себя. Ненависть Лузиньянов прелат снискал благодаря тому, что обвенчал Конрада с похищенной им невестой. Неудивительно, что через зал ему и герцогу пришлось идти под перекрестьем враждебных взглядов. Сопровождал посланцев Дрюон де Мелло, который держался на расстоянии, словно хотел подчеркнуть свою непричастность к миссии. После обмена с Ричардом весьма официальными приветствиями, Гуго извинился за прерванный обед и спросил, нельзя ли им переговорить с глазу на глаз, добавив, что дело довольно срочное.
У
— Это ни к чему, — промолвил он после того, как подчеркнуто неторопливо допил вино. — Я здесь среди друзей, людей, которым доверяю. Как понимаю, французский монарх поручил передать мне послание, не так ли? Так давайте выслушаем его.
Герцог и епископ обменялись настороженными взглядами, а Дрюон де Мелло даже отступил на пару шагов, как человек, спешащий уйти с линии огня. Было очевидно, что ни Гуго, ни Бове не стремятся заговорить первыми, и Ричард внезапно понял, о чем пришли они сказать. Он обернулся, ища глазами племянника, и хмурое лицо Генриха подтвердило его догадку. Но остальные присутствующие понятия не имели, что грядет, и по мере того, как пауза затягивалась, в зале начались перешептывания.
Гуго перетерпел Бове, потому как выдержки у епископа было еще меньше, чем у Ричарда.
— Наш государь послал нас передать тебе, что, взяв Акру, он исполнил обет, а потому намерен незамедлительно вернуться в собственные земли.
На минуту повисла зловещая, мертвая тишина. Затем оторопь сменилась гневом и зал взорвался. Мужчины вскакивали, топали ногами, кричали; подушки падали на пол, из опрокинутых кубков по скатертям алыми пятнами растекалось вино. Иные из женщин визжали, напуганные стремительным превращением мирного пира в хаос. Ричард тоже встал и воздел руку, призывая к молчанию.
— Может, мне послать королю карту? — осведомился он. — Похоже, Филипп спутал Акру с Иерусалимом.
— Наше дело передать послание, — процедил Бове. — Понимай его как хочешь.
— Понять его можно только в одном смысле, и он не лестен для вашего короля. Филипп дал священную клятву освободить Иерусалим, а теперь просто берет и возвращается домой? Что говорят на это его лорды? Что думаете вы? Вы тоже намерены отречься от своих обетов?
Оба француза зло посмотрели на него.
— Ничего подобного! — отрезал Гуго.
Одновременно Бове заявил, что останется в Утремере, пока тот не превратится снова в христианское королевство. Оба казались так искренне возмущены самой постановкой вопроса, что их негодование зародило у Ричарда идею.
— Я хочу услышать это из уст самого вашего короля, — заявил Львиное Сердце. — Он в резиденции тамплиеров?
— Когда мы уходили, государь садился обедать. — Гуго помолчал. — Он не обрадуется, если ты ворвешься без приглашения посреди трапезы.
Однако по тону герцога чувствовалось, что подобная перспектива его не очень расстраивает, и Ричард окончательно убедился в своем предположении: отречение Филиппа от клятвы настроило против него даже собственных приближенных.
— Я готов рискнуть, — сухо бросил король. Оглядев зал, он заметил, что ему нет нужды просить следовать за ним — большинство присутствующих уже стояли на ногах. Наклонившись, он сжал ладонь жены. — Прости, Беренгуэла, но это не может ждать.
— Я понимаю, — сказала она.
Откинувшись на подложенные под спину подушки, наваррка смотрела, как буквально на глазах пустеет зал — даже прелаты поспешили за Ричардом и Лузиньянами. Она не солгала, говоря, что понимает. Сильнее всего ее расстраивало, что первый их пир закончился так внезапно, и ей не удавалось избавиться от мысли: не предвестие ли это будущей совместной жизни — короткие мгновения домашнего уюта среди бесконечных военных забот?
Джоанна подошла и села рядом с золовкой. Глаза ее возбужденно блестели.
— Ну почему женщины должны оставаться без самого интересного? — пожаловалась она. — Чего бы я ни отдала за то, чтобы понаблюдать за их столкновением!
Конрад склонился к своему другу Балиану д’Ибелину, сеньору Наблуса. Разговор шел на пьемонтском диалекте — родном для маркиза и итальянского родителя Балиана, — чтобы избежать лишних ушей.
— В последний раз я испытывал такое наслаждение, когда слушал одну погребальную мессу, — шепнул Монферрат.
Д’Ибелин неуютно поерзал в кресле, сожалея, что французский король не усвоил франкской привычки обедать на подушках.
— Так ты тоже заметил это мрачное и грозовое облако, нависшее над Тамплем? — спросил он. — Есть идеи, что происходит?
Конрад пожал плечами:
— Видит Бог, Филипп не самый веселый из людей, но таким нервным я его еще никогда не видел. Когда Леопольд уронил кубок, Филипп, я клянусь, подпрыгнул, как ошпаренный кот. — Маркиз посмотрел на сидящего на другом конце стола австрийского герцога и тихо продолжил: — Вот еще один не пускающий от радости пузыри. Слышал, у него с Ричардом вышло нечто вроде ссоры, но, когда я спросил, он мне чуть голову не оторвал.
Монферрат поковырялся ножом в стоящем перед ним блюде с мясом и вздохнул:
— Еда такая же мерзкая, как компания. Ладно, раз уж мне приходится нести расплату за грехи, почему бы не прибавить к списку еще парочку? Нет настроения проведать сегодня вечером тот бордель в венецианском квартале? Мне рассказывали, есть там одна греческая потаскушка, гибкая, как угорь.
Балиан недоуменно посмотрел на собеседника.
— Ты не забыл, что ты женат на моей падчерице?
Конрада этот завуалированный укор ничуть не смутил.
— И я обожаю Изабеллу, — любезным тоном отозвался он. — Ни один мужчина не может мечтать о лучшей жене. Но я о шлюхах речь веду, не о женах.
Прежде чем Балиан успел ответить, за другим концом стола началось шевеление — нервничающий слуга уронил супницу. Филипп поджал губы, но обуздал раздражительность, ибо просчет мальчишки был сущим пустяком по сравнению с грозящими неприятностями. Рассеянно кроша кусок хлеба, король пристально вглядывался в гостей. Помимо Конрада Монферратского, Балиана д’Ибелина и Леопольда фон Бабенберга тут присутствовали французские сеньоры и епископы, люди, которые принесли ему оммаж и которым он мог доверять. Вот только так ли это на самом деле?