Лягушка под зонтом
Шрифт:
Никита усмехнулся, удивившись, что самогон не смог его оглушить по-настоящему.
Может ли он осуждать кого-то из этой троицы?
Допустим, Наталья Петровна отказала бы Ирине Михайловне. Он, Никита, жил бы с ней в этом самом доме. Его фамилия была бы не Дроздов. Он был бы Гаврилов, это ее фамилия. Его звали бы не Никита. Потому что это имя для Дроздова значащее. Он сам был Никитич.
Каким бы он был? Если согласиться с генетиками, то таким же, как сейчас, по набору хромосом. Но если рассматривать его личность с точки зрения социопсихологов,
Разве окончил бы он университет по специальности история искусств? Разве он жил бы на Тверской улице в Москве? Он даже не сидел бы в ангаре с зонтами за весьма завидные по здешним меркам деньги.
И уж конечно, никогда бы он не пригодился Мазаеву, похожему на Деда Мазая, который спасал зайцев в весеннее половодье. Для него он таким Мазаем, между прочим, и стал. Он явился к нему в половодье. Когда городская Лихоборка вообразила себя настоящей рекой, выкатилась из берегов, едва не затопив ангар.
Гены не определяют судьбу, но определяют условия развития организма, а человек может совершать поступки согласно своей воле. Стало быть, ему следует благодарить всех – Наталью Петровну, Ирину Михайловну и самого Дроздова.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – исступленно повторял Никита. Он кланялся, кланялся, кланялся, не расцепляя рук на груди.
Да, всем спасибо, все преследовали свою цель, являя его на свет, вызывая его к жизни. Только его не спросили. Как он будет жить, настоянный на всеобщем обмане? Что он будет делать со своей непонятной тоской, с чувством отверженности?
Никита встал, подошел к окну. Над колодцем светила полная луна. Нигде никого.
Интересно, а ее, эту Ольгу, так же расчетливо выставили в этот мир ее родители? Или она дитя настоящей любви? Поморщился. Любовь... Ну да, как же...
В доме священника во всех окнах горел свет.
Никита снова шагал под скрип половиц. Он ничего не искал. Но все вокруг рассматривал с новым чувством. Да, он хозяин дома, не сторонний человек, ему дом достался в наследство по самой правильной причине – он единственный наследник первой очереди.
На самом деле здесь жили его деды, прадеды, о которых он не знал... Кто они были? Наталья Петровна никогда ему не рассказывала.
Интересно, его зачали здесь? Вот на этой кровати, на пружинной сетке с пуховой периной? Вообще-то не слишком удобное место для этого, поморщился он с насмешкой. Или в бане? А может быть, в поле?
Никита усмехнулся.
Он представил себе Ирину Михайловну, назвавшуюся матерью. Чтобы обмануть его отца, что она себе подкладывала – подушку на живот? Грелку? Футбольный мяч?
Он громко расхохотался. Ловкая штучка. Она много чего сделала с помощью академика Дроздова. Все, что наметила. Никита не стал перебирать, что именно.
Значит, отсюда его всегдашняя тоска по этой деревне. Он прорастал внутри Натальи Петровны здесь, слышал все разговоры ее и Ирины. Сидя в утробе, ощущал беспокойство настоящей матери, ее колебания – какой дать ответ... А потом услышал сам ответ. Интересно,
Он заткнул уши. В голове загудело: «Отдай, отдай, отдай». Это голос Ирины.
Наталья отдала.
Отверженный. Отвергнутый. Впервые тогда и много раз после.
Никита снова подошел к окну. Дверь соседнего дома открылась. В луче света вышла женщина, она катила за собой сумку на колесах. Он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Одна женщина уже катила похожую сумку, уходя от него. Все сумки одинаковы, подумал он. Женщины тоже. Это уже другая мысль, вдогонку.
К крыльцу подъехала темная «десятка». Священник вышел, взял у Ольги сумку, положил в багажник. Открыл перед ней дверь, она села в машину.
Красные фонарики прокатились по двору, исчезли на шоссе.
А в ее жизни тоже есть что-то скрытое? Об этом он не узнает никогда: он не спросил номер телефона. Зачем? Ему больше не нужен обман. Достаточно того, что сама жизнь – оптический обман.
Обман? Или это не обман вовсе, а обычное коловращение жизни? Непостоянство, перемены. Никита усмехнулся. Коло – всплыло из университетских лекций, на языке этрусков, таинственно возникших и таинственно исчезнувших людей, означало «солнце». Все правильно, Земля вращается вокруг Солнца, но каждый человек норовит назначить своим собственным Солнцем кого-то, чтобы крутиться вокруг него.
Он, пожалуй, поостережется совершить ошибку – снова назначить не того человека на эту роль.
9
Ольга закрыла глаза, но спать не могла. Лежа под шерстяным одеялом на верхней полке крепко спящего купе, она ежилась, словно от прикосновения чужих холодных пальцев.
Поездка к Наде взбудоражила, не успокоила, а она так надеялась. Ольга собиралась поставить жирную точку – дописала страницу своей жизни на Большой Земле.
Много раз пыталась понять, почему Надя, ровесница, а не кто-то другой, старший и потому мудрый, стала для нее инструментом тестирования собственных поступков. В ней всегда была мудрость взрослой женщины.
Откуда? Почему? Как ни старалась, Ольга не могла обнаружить причину, но следствие было бесспорным. Она даже спрашивала бабушку, но Валентина Яковлевна пожимала плечами и говорила: «От рождения».
Ольга хотела спросить: а как нужно родиться, чтобы быть такой, как Надя, но понимала – бабушка не знает. Иначе Валентина Яковлевна, чья профессия – объяснять, не утаила бы от нее. Значит, можно родить детей – мудрых людей?
Внезапно пришедшая в голову мысль удивила ее. А следующая ошарашила: а что за тип этот Барчук? Ольга усмехнулась. «Признайся себе, тебе очень хотелось подумать о нем, но никак не могла найти повод – с чего начать? Рассуждения о мудрости к нему вряд ли относятся. Его тоже родили как-то не так, не как мудрую Надю...»