Лягушка под зонтом
Шрифт:
11
Ответ Зое Григорьевне был готов. Но обед – еще нет. Как всякий человек, принявший решение, которое далось не просто, Ольга испытывала небывалую легкость. Она порхала по квартире, наводила порядок. Как всегда, после долгого отсутствия она ясно видела то, чего не замечала: сбившийся плед на диване, катышки на обивке кресла, потертый ковер перед дверью в комнату. Не политое «дерево счастья» без нее обрело форму канделябра, а хойя великолепная сбросила листья, вместо того чтобы явить миру бело-розовые восковые цветы. Да неужели она вот так и живет?
Но прошел час, другой, она постояла под горячим душем, выпила чаю и уже не замечала скол на кафельной плитке возле мойки. Резаный след на линолеуме от упавшего кухонного ножа – упал острием, воткнулся. Человек надевает на себя свой дом, как привычный халат, не важно, что он не с иголочки. Это его халат.
И снова в голове вспыхнули Надины слова: «Никогда не примеряй на себя чужое...» Она не будет. Москва – город для нее чужой. Потому она едет в Арктику.
Ольга готовила обед для гостьи с легким сердцем. Зоя Григорьевна – ее проводник к самой себе. Отбивные не пригорели и не пережарились, коричневый рис получился рассыпчатым, а соус из мелких углических слив – бабушка привезла – достаточно острым. Ага, еще мидии. Они давно ждали в морозилке своего часа.
Зоя Григорьевна явилась с блестящими глазами. От нее пахло свежими духами, от сбитого крепкого тела исходила такая энергия, что Ольга невольно отступила.
– Да подойди же ко мне! Дай я тебя обниму!
– Да нате! Нате! – Ольга припала к ней.
– Послушай, я спешу. – Она поддернула рукав пиджака. – Самолет...
– Все готово, все вас ждет. – Ольга указала на стол.
– Ого, мидии! Как ты угадала, что я влюбилась в них? – Зоя Григорьевна качала коротко стриженной головой. Жесткие черные волосы такие густые, что ни один волосок не колебался. У нее было смуглое лицо – и от загара тоже.
Они открывали раковины мидий, с них стекал белый сливочный соус, вилочкой цепляли желтоватую плоть.
– Внешне похожи на чернослив, да? Только слишком крупный, – бормотала Зоя Григорьевна. – Ты такая умелая кулинарка...
Ольга улыбалась:
– Нет ничего проще: купил – сварил.
– Надо знать, что купить. Более того – захотеть. – Она многозначительно посмотрела на Ольгу. – Вот что важно – желание. – Ольга кивнула. – Понимаю, что желания возникают от опыта. Ты хорошо погуляла по Европе. Проскользнула с мылом, – засмеялась она. – Или погоди-ка. Первым тебя взял в поездку Куропач. Он уговорил тебя.
– Не он. – Ольга покачала головой. – Его начальник.
– Куропач здорово продвинулся, – заметила Зоя Григорьевна.
– Та поездка в Германию была работой. Я переводила на выставке с утра до вечера.
– Понимаю, ты не нанималась на должность девушки из эскорта. – Зоя Григорьевна усмехнулась. – А Куропач, знаешь ли, так хвост распускал, так крыльями махал...
– Да ну вас. – Ольга поморщилась.
– Ладно, я шучу. Но после него, должна признаться, мне было проще устроить тебе поездку в Австрию.
– Спасибо Хансуте Вэнго, – вздохнула Ольга.
Полные губы Зои Григорьевны, ярко накрашенные, дернулись в усмешке. На тельце мидии остался розовый след. Но соус, который стекал с раковины, был по-прежнему кипенно-белый.
– Я уверена, он бы хотел большего, – спокойно сказала она.
– Мало ли кто чего хочет? – хмыкнула Ольга. – Он был мой друг и есть мой друг.
Зоя Григорьевна вздохнула. Потом засмеялась.
– Это мне нравится.
– Правда? – Ольга посмотрела на гостью. – Почему? Вы не хотели бы, чтобы я...
– Нет, – сказала она.
– Вы против смешанных браков? Аполитично, для вас особенно, – насмешливо заметила Ольга. – Мы живем в многонациональной стране и...
– Нет, здесь шкурный интерес, прошу прощения. Я расскажу тебе все, только дай мне получить удовольствие от обеда. Может быть, ты станешь варить не мыло, а обеды?
– Вам не нравится мое мыло? – Ольга нарочито возмущенно всплеснула руками. Потом сложила их на груди и выпрямилась на стуле. – Бабушке пожалуюсь. Прямо сейчас.
– Перестань. – Зоя Григорьевна поморщилась. – Не надо ложной истерики. Если бы мне не нравилось твое мыло, я бы не заказала тебе партию под северный завоз. Кстати, ты успеваешь? Я знаю, ты проболталась целую неделю у Нади.
– Проболталась, – передразнила ее Ольга. – Я ездила прощаться с лучшей подругой. Я отвезла детям ваши унты, в которых они готовы были идти купаться.
– Да ты что! – Зоя Григорьевна расхохоталась. – Так понравились?
– Надя стаскивала с них перед сном собственными руками! А младшая смотрела в окно каждое утро и спрашивала, когда придет зима.
– Ну что ж, это успех. – Она бросила в миску пустые раковины. Заглянула в кастрюльку – Ольга подала мидии точно так, как подают в европейском ресторане – в алюминиевой кастрюльке. – Что ж, путешествия – это прекрасно. Знаешь, чем они мне еще нравятся? – спросила Зоя Григорьевна.
– Можно понять, – усмехнулась Ольга.
– Нет, даже не пытайся, не догадаешься. – Лицо Зои Григорьевны переменилось. На Ольгу смотрела уставшая немолодая женщина. А только что она болтала с ней, как с ровесницей. – В чужой стране не думаешь о смерти, – тихо сказала она.
– А вы... думаете о ней? – У Ольги сжалось сердце. Она знала, что сердце Зои Григорьевны не самое здоровое. Ей предлагали вшить сердечный стимулятор, но она отказалась.
– Конечно. Но воспринимать смерть так, как атабаски, мне мешает кровь отца. Для них смерть – это переход в иной мир. Никакой трагедии. Вторая половина меня, которая от русского отца. – Она снова повторила слово «отца», которое, знала Ольга, не было для нее привычным, каждодневным. Ее собственное сердце снова сжалось – что такое она собиралась натворить? Обречь еще одного человека прожить жизнь без слова «отец»... – Эта самая половина, – говорила Зоя Григорьевна, – боится смерти. А в путешествии кажется, что будешь жить вечно. Убежишь от нее.