Лягушка под зонтом
Шрифт:
– Да ну тебя. – Ольга захлопнула рот, потом поморщилась, всунула кончик языка и провела по губам.
– Сухие губы, а если еще с заедами в уголках, – сигнал гастрита или язвы желудка, – все тот же монотонный голос.
– Ты что, перестань...
– Не нравится всевидящее око? Но ведь все это правда. Теперь ты веришь, что я вижу тебя насквозь? Поэтому, я требую, рассказывай. Говори, что надумала. Немедленно.
Ольга хмыкнула.
– Если такая всевидящая и всезнающая, угадай сама.
– Нет ничего проще. – Надя пожала плечами – младенец, которого она держала возле груди, потревоженный, захныкал. Надя положила руку ему на голову, он затих.
Ольга расправила плечи, колючим взглядом посмотрела на подругу.
– Не надо метать в меня гарпун, я не морж, – предупредила Надя.
Ольга не удержалась, губы раздвинулись.
– Да уж, на моржа если ты и смахивала, то в мой прошлый приезд. На моржиху, точнее сказать.
– Еще бы. Внутри сидела вот эта красавица. – Надя наклонилась, прикоснулась губами к темени ребенка. – Теперь молчи. Я буду говорить, а ты – слушать.
– А если я заткну уши? – Ольга почувствовала дрожь во всем теле. Надя догадалась?
– Я буду говорить громко. У тебя со слухом хорошо. Как у всех на севере, где долгая полярная ночь.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Ольга.
– Читаю много. Разве не любопытно узнать, из каких снегов свалилась на мою голову такая подруга? Полярная ночь длится долго, видно плохо, значит, человек вынужден приспосабливаться. У него обостряется слух, который заменяет зрение.
Ольга молчала. Она не читала об этом, но если вспомнить приятеля, ненца Хансута Вэнго, то есть Куропача, все правда.
– На самом деле мой приятель не просто узнает людей по шагам, – проговорила Ольга, – может даже сказать, в каком настроении человек. По шороху крыльев – кто пролетел, куропатка или куропач, на какую кочку сел.
– Ну да, – сказала Надя. – Значит, у тебя слух тоже тренирован, ты проспала столько полярных ночей...
– Скажешь тоже, проспала. По-твоему, я могу проспать два с половиной месяца подряд? – Ольга перебила ее, стараясь оттянуть разговор о главном.
– Могла бы, да кто тебе разрешит, – усмехнулась Надя. – В общем, если ты заткнешь уши, все равно услышишь, что я тебе про-кри-чу! – Младенец тяжело вздохнул. – Она нас осуждает, – улыбнулась Надя. – Слушай и молчи.
Ольга фыркнула.
– Ну что не так? – с досадой спросила Надя.
– Да все так. Только ты сейчас говоришь как мужик.
– Как это? – Надя удивилась.
– Моя бабушка говорит, что мужчины делятся на два типа. Один говорит женщине: слушай и молчи. А другой – молчи и слушай.
Надя засмеялась.
– Пожалуй... Но если существует в мире мудрость, она доступна всем, кто мудр. – Обе фыркнули. – Ольга, прекрати наконец уводить меня от главного.
– Ладно. – Ольга вздохнула. – Говори. Не буду затыкать уши.
– Ты хочешь родить ребенка самой себе, – обыденным голосом сказала Надя. – Могу угадать, кого назначила на роль донора.
– Донора! – закричала Ольга. – Это почему?
– А кто он такой, если ты не собираешься за него замуж?..
10
Ольга вздрогнула, лежа на полке, как тогда, сидя напротив Нади. Она отбросила одеяло, под потолком включилась вентиляция. Ветерок охлаждал вспыхнувшие щеки. Как вовремя, потому что она почувствовала нестерпимый жар и духоту, вспомнив сцену из не такого уж далекого прошлого. Она не мучила себя воспоминаниями, но сейчас разрешила себе вспомнить, чтобы окончательно избавиться от прошлой глупости. Все, что было неприятно в ее жизни на Большой Земле, она на ней и оставит.
Ольга помнит Надин голос, тихий и печальный.
– Ты так низко себя ценишь? – спросила подруга.
– Что значит – низко ценю? – не поняла тогда Ольга.
– Ты считаешь, что у тебя не может быть собственного мужа, а только половина чужого? Интересно, какая часть – до пояса или ниже? – Она вспыхнула снова, как тогда. – Понимаю, та часть, которая ниже пояса.
У Ольги в тот же миг перед глазами возникла картина, от которой свело челюсти. Половина мужчины. Без головы, а значит, и без глаз, которые смотрели бы на нее с восторгом. Без губ, от прикосновения которых она вздрагивала бы. Без груди, на которой она лежала бы, закрыв глаза, прислушиваясь к звукам внутри его...
Она фыркнула. Конечно, все, что ниже пояса, внушительно... Бедра, ноги... Все остальное... Но без того, что выше, оно ничье. Просто функция. Такое продают в салонах «Интим».
Ольга морщилась и бормотала:
– Да-а-а, у тебя, Надя, просто дар. Как скажешь...
– Не понравилась половина? – ехидным голосом спросила Надя. – Но ты сама выбрала самую важную для тебя половину мужчины.
– Но я же... Ведь только... Мне нужен ребенок... – бессвязно бормотала Ольга. Ей не нравилось дрожание собственного голоса, ей были противны онемевшие колени. – Я просто хочу родить и вырастить себе ребенка, – твердила она.
– Понятно. Ты хочешь. А он? Ребенок? Думаешь, ему хватит тебя одной? – Надя погладила оголившееся плечико младенца. Потом поправила розовый рукавчик. – Он хочет и маму, и папу. – Надя наклонилась и прикоснулась губами к темени с редкими светлыми волосами. Девочка тихо засмеялась. – Скоро папа придет, – пробормотала Надя, прикоснувшись губами к щечке.
– Ты имеешь в виду вопросы об отце. Я все продумала, – говорила Ольга. – Я объясню ему или ей, что папа – это мифическое существо, без зернышка которого он бы не пророс. Сочиню ему сказку.
– Не поверит.
– Поверит, пока маленький. После я ему объясню... все. Кто такие мужчины, кто такие женщины...
Надя молча смотрела на нее, потом вздохнула и сказала:
– Если бы ты была уже беременна.
Ольга помнит, как вспыхнула – всем телом. Ей даже показалось, что огонь полыхнул и внутри ее.
– То дитя, послушав тебя, не захотело бы родиться. Зачем ему такая половинчатая жизнь? У других будет отец, а ему его даже не обещают, – продолжила Надя.
Ольга хотела засмеяться, потом заставила внезапно одеревеневшие губы двигаться. Пытаясь вложить в интонацию как можно больше иронии, она спросила: