Лягушки
Шрифт:
Ну да. Пороховницы. Впрочем, в витринах музея пороховницами они не назывались. Было выведено: "Изделие косторезов синежтурской школы. Моржовая кость".
Одно из изделий имело картинку с явно восточным сюжетом. Причём не гонялись на ней за моржом эскимосы. Сидел чиновник-мандарин под опахалом, а четыре прекрасные девушки на фоне гор с туманами подавали ему блюдо с фруктами. ("А где порох-то изобрели? — возрадовался Ковригин. — То-то и оно!") Второе же изделие, якобы тоже не пороховница, было аттестовано выполненным в конце восемнадцатого века и происходящим из Дома отдыха обозостроителей "Журино". При разглядывании
"Так, — сказал себе Ковригин, — никуда я завтра из Синежтура не уеду, дамские капризы и фантазии я уже наобслуживал! И хватит!"
При этих его установлениях и при восторженных восклицаниях экскурсовода была введена в зал стая восточных людей, скорее всего китайцев, но может, всё-таки и сингапурцев, энергия вновь приведённых к поделкам синежтурских умельцев и мастеров была совершенно тайфунная, и Ковригина завертело, оттеснило от стеклянной витрины с пороховницей, якобы с пороховницей, якобы, в воображении Ковригина, имевшей отношение к царевне Софье Алексеевне, вознесло в предпотолочье, нагло ударило затылком о музейный потолок, и Ковригин, даже и без услуг троллейбусов, оказался в своём гостиничном номере.
Что-то в нём ещё сопротивлялось воздействиям тайфуна и размышляло о необходимости изучить изделия местных косторезов, но и самому Ковригину вскоре стало ясно: моржовые бивни — моржовыми бивнями, а он до судорог в теле голоден и обязан перед своим же организмом забыть о явлениях культуры и случаях истории и сейчас же отправиться в ресторан "Лягушки".
Встречен он был ответственным гарсоном-консультантом Дантоном-Гариком Саркисяном.
— А как вас по отчеству? — спросил Ковригин. — А то неудобно как-то…
— Отца моего звали Амадей-Гарик, — сказал Саркисян. — Меня же прошу называть просто гарсоном.
— Хорошо, — кивнул Ковригин.
— Наслышаны, наслышаны! Поздравляем! — заявил гарсон. — Явление культуры! Готовы принять вас со вниманием высшей степени. Жаль, что Костик нынче в запределье, но высказано пожелание вас ублажить. Какие ваши аппетиты?
— Горячие пирожки! — выпалил Ковригин.
— Какие именно горячие пирожки?
— А те самые горячие пирожки! — заявил Ковригин чуть ли не капризно. — И желательно, чтобы без чёрных вуалей!
— Ах, вы про эти горячие пирожки! — гарсон, похоже, успокоился. — Эти-то пожалуйста. Но полагаю, что вы знакомы с правилами шахматной игры?
— Был чемпионом пятого класса, — сказал Ковригин, — как ходит конь и как слон, помню.
— Вас допустили бы, — гарсон сотворил почтительный полупоклон, — даже если бы вы не были чемпионом пятого класса. А при чемпионстве-то, что уж и говорить… Вы сразу пойдёте в шахматный отсек или прежде откушаете?
— Именно прежде откушаю, — сказал Ковригин и потёр руки. — А выбор блюд и напитков доверяю вам…
— И обязательно без чёрных вуалей? — уточнил гарсон.
— А что, чёрные вуали имелись у вас в меню? — заинтересовался Ковригин.
— Не помню, не помню… — задумался гарсон. — Но раз вы упомянули про чёрные вуали, мне придётся проконсультироваться.
— Не надо, — сказал Ковригин. — Чёрные вуали водились в замках Луары, о повседневной жизни в которых вы напомнили мне своим недавним презентом…
— Каким презентом? — вновь задумался гарсон. — А, этим… Книжкой, что ли?.. Тогда тем более мне необходимо проконсультироваться.
— Выясните при этом, — сказал Ковригин, сознавая, что наглеет, — нет ли среди шахматисток португалки по имени де Луна… будьте добры…
— Шахматистки не по моему ведомству, — загрустив, сказал гарсон.
— Стало быть, вас гложет любопытство к чужим секретам, — неожиданно заключил Ковригин.
— Вы обо мне неверно рассудили, — сурово произнёс гарсон.
— Извините, — сказал Ковригин, — если вызвал вашу досаду. Тем более что для меня совершенно безразлично, служит у вас португалка де Луна или нет. Выходит, я просто забавляюсь.
И ведь действительно забавлялся.
Закуска была доставлена к столу Ковригина через пять минут. Селёдочка сосьвинская с лучком и отваренной только что картошкой. А ведь в прошлый раз Ковригину в сосьвинской селёдке было отказано с разъяснением, что деликатес этот заплывает в ресторан "Империал", а посетителям "Лягушек" — не положен. Стало быть, Ковригин вызвал не только расположение влиятельного Костика, тритона с шестью лягушачьими лапами, но и незаслуженно-почтительное отношение к себе персон, ему неизвестных, а возможно, и недоступных. Впрочем, были явлены и сосьвинские раки, исходившие паром, а с ними и кружка холодного пива. Ответственный гарсон-консультант, по-прежнему вызывавший у Ковригина мысли о французском президенте, наполнил белой жидкостью рюмку Ковригина и сказал:
— С вашего позволения! Чтоб и вам хотелось!
При залёте руки Ковригина, возносящей рюмку к месту назначения, в зале имени Тортиллы началось движение цветовых потоков, фонтан, возле которого снова был усажен Ковригин, превратился в гейзер, особенно хорош был напор струй из черепахи Тортиллы и четырёх драконцев.
— С чего бы вдруг такие эффекты? — спросил Ковригин.
— А как же! — со значением улыбнулся гарсон. — Вас ждут подвиги!
— Какие такие подвиги? — нахмурился Ковригин. — Меня ждёт обыкновенная рутина жизни!
— Вам лучше знать, — щелкнул каблуками гарсон. — Но рутина-то чаще всего и требует подвигов.
Не дожидаясь слов Ковригина, они могли быть высказаны и в раздражении, гарсон удалился от фонтана в угол зала, чтобы выслушать заказы вновь прибывших гостей.
Ковригин откушал гранд-харчо и лишенного нынче в разговоре французского псевдонима цыплёнка табака (с напитками, естественно) и только тогда успокоился. Что, несомненно, было прочувствовано гарсоном.
Между тем он рассмотрел компанию, чьи аппетиты и жажды и отправился обслуживать гарсон. Там были люди европейские и люди восточные, среди них одна миловидная девушка — китаянка. Но, может быть, и японка. Хотя Ковригину захотелось отчего-то, чтобы она происходила с Гавайских островов, то бишь Сандвичевых, пусть и опозоривших себя преувеличением вкусовых свойств навигатора и картографа Кука. Китаянка (?) неожиданно встала и, сделав руки домиком, поклонилась Ковригину, да так, будто он был её кумиром и господином. "Вот тебе раз!" — удивился Ковригин. Он читал о том, что китайцы считают длинные ноги признаком уродства, но при виде поприветствовавшей его чёрнокосой и рослой девушки готов был вступить с эстетами Поднебесной в полемику.