Люби меня
Шрифт:
Забыла, что говорила и что хотела сделать.
– Где мой подарок? Хочу его…
Нервно вздыхаю, решительно открываю клатч и достаю из него кожаный плетеный браслет.
– Я подумала… Если не можешь придумать, что купить, лучше сделать подарок своими руками. Мы с сестрами всегда так поступали, – лепечу, не в силах поднять на Сашку взгляд. Вместе с ним рассматриваю свою работу, когда она оказывается в его больших руках. – От и до – все вручную мной сделано… Мм-м… – кажется, мое сердце сейчас разорвется. – Это настоящая качественная кожа. Я сама плела косы… Основная – из восьми тоненьких жестких полосок. Мелкие –
Сашка шумно и как-то затрудненно вздыхает. Я вскидываю голову. Встречаемся взглядами. Мне нравится, как счастливо сияют его глаза. И я, наконец, улыбаюсь.
– С днем рождения, Саша Георгиев!
В благодарность он смотрит, грея мне душу своей безграничной страстной любовью. А потом целует.
– Стой… – торможу его чуточку позже. – Ты не обязан браслет прямо сейчас надевать. Он совершенно не подходит к смокингу. Свои же будничные украшения ты перед такими мероприятиями снимаешь… – голос обрывается, когда Саша защелкивает браслет.
– Подходит или не подходит – похрен, – твердо заявляет он. – Я теперь его никогда не сниму.
Я тиражирую свое счастье фейерверками. Расплываюсь в безумнейшей улыбке. А потом и вовсе самозабвенно хохочу.
И… Как вы уже, должно быть, понимаете: на торжество мы опаздываем скандально. Счет по цифрам, на которые так заточен мой Георгиев, идет больше чем в девяносто минут.
Меня трясет с порога ресторанного комплекса. Возникают тревожная тошнота и сумасшедшее головокружение.
«Это все из-за потолка… Он так далеко, что будто бы и нет совсем…», – говорю себе я.
Боже… Похоже, у меня психопатическая боязнь больших пространств. Иначе свои ощущения квалифицировать не могу. Едва сдаем верхнюю одежду, вцепляюсь в Сашку не только той рукой, которой под локоть держу, но и второй, которая, по сути, должна быть свободной.
– Ты охуенная, – вдруг шепчет он, склоняясь ко мне.
Я улыбаюсь и, опуская взгляд, машинально оглядываю свое красное платье в пол. На нем нет никаких особых дизайнерских украшений. Широкие бретели, соблазнительное декольте, плотный корсет и свободная юбка – чистая классика. Весь шик наряда в насыщенном ярком цвете. Ну и в имени, которое красуется на внутренних бирках.
Очевидно, что у организаторов расписана какая-то специальная программа. Едва мы входим в зал, музыка резко сменяется с монотонной на какие-то более заводные фанфары, и все взгляды устремляются к дверям.
– Пиздец, – тихо выдыхает мой Георгиев.
Людмила Владимировна смотрит на него… Негодует.
Людмила Владимировна смотрит на меня… В бешенстве.
Нет, на лице этой железной леди ничего лишнего не прочитать. Но ее глаза – подобно Саниным – документальный фильм по психологии. Она шагает к нам с распростертыми объятиями и идеальной улыбкой.
Отступаю ровно на шаг, давая ей возможность поприветствовать и обнять сына. Столько любви между ними чувствуется, в одном этом сдержанном контакте. Сильной, но не по силе чувств, а по силе двух стальных личностей. Я даже успеваю залюбоваться ими. Да, они завораживают. Завораживают до дрожи.
– Пойдем. Поднимемся на сцену, – увлекает Сашу мать, не глядя на меня.
– Зачем?
– Таков регламент торжества, – отвечает она. – Прошу тебя, – вот только на просьбу это не похоже. Она даже не поздравила его. – Мы и так выбились по времени. Не заставляй меня еще больше краснеть.
И все. Они уходят.
Я остаюсь совершенно одна. Но мне хватает достоинства спокойно это пережить. Не хватает никакого достоинства, чтобы вынести то, что на сцене рядом с Георгиевыми появляется шикарная, как королева красоты, блондинка. Она смеется, говорит что-то на идеальном светском поздравительном и обнимает моего Сашку.
48
…я вдруг понимаю, что этого мало…
– Вот сука, – звучит рядом приглушенный комментарий Шатохина.
Судорожно втягиваю воздух и только после этого понимаю, что долгие секунды не дышала. Пока наблюдала за тем, как Саша обнимается с этой красоткой, в глазах слезы собрались, и сейчас мне приходится часто моргать, чтобы их прогнать.
– Кто это, Дань? – шепчу, не скрывая беспокойства. Инстинктивно придвигаюсь ближе к нему. Чувствую значительное облегчение только потому, что больше не одна в этой толпе. – Ты ее знаешь?
Шатохин опускает руку мне на поясницу. Кажется, словно защитить стремится. Только вот от кого? Отвечать на мои вопросы не спешит. Направляет напряженный, будто бы взбешенный взгляд на Фильфиневича. Тот в ответ поджимает губы и неопределенно мотает головой. И этот обмен, и выражения их лиц заставляют меня волноваться сильнее.
Только что я могу сделать?
Чувствую себя как никогда потерянной. А еще раненой, униженной и необычайно беспомощной.
«Зачем? Зачем вы так? Зачем?!» – сама не знаю, к кому конкретно этот внутренний крик обращен.
Наверное, ко всем в этом зале. К миру, который отказывается меня принимать.
Как так можно? Как?!
Мне не остается ничего другого, кроме как продолжать рассматривать блондинку. Она высокая, моему большому Сашке доходит до виска. Она стройная, но все нужные округлости в наличии. Элегантное черное платье позволяет оценить по достоинству и шикарную грудь, и сексуальную задницу. А еще у нее бесконечно длинные прямые ноги.
Королева красоты – слишком мелко. Эта девушка сверкает, как состоявшаяся суперзвезда. Когда она, наконец, отлипает от моего Сашки и с улыбкой поворачивается в зал, у меня появляется ощущение, что я внезапно очутилась на какой-то помпезной церемонии в Голливуде. Не меньше.
Она шикарная. И она, как бы горько мне не было это признавать, усиливает красоту и статус моего Георгиева. Вот что значит правильная женщина рядом… Смотрю на него сейчас, и будто абсолютно чужого, недоступного мне человека вижу. Хоть он и остается мрачным, это нисколько не портит блеск общей картинки, в рамках которой даже Людмила Владимировна получает дополнительные баллы.