Любимая для мастера смерти
Шрифт:
Прикрываю глаза, пробуя унять эмоции. Это не мои чувства, не моя злость. Я должна совладать с собой. Медленно делаю вдох-выдох, еще раз вдох-выдох и считаю про себя до десяти. Киан меня спас от ужасной смерти, пожертвовав своим добрым именем и свободой. Не только я оказалась в капкане обстоятельств. Другое дело, зачем он это сделал, зачем связал себя узами с чужим, не испытывающим к нему и капли симпатии человеком? Да и от него я не замечала каких-то нежных чувств.
Буря в груди понемногу утихала - то ли чувства Айне сами по себе слабели, то ли я смогла их силой воли утихомирить. Это впервые я чувствовала столь резкий
Леди Гертруда затаилась в кресле и, стараясь меня не беспокоить, казалось, даже не дышала. Слегка расслабляюсь, принимая более свободную позу - оказалось, до этого я лежала, свернувшись клубочком - и поворачиваю голову к женщине:
– Извините меня, пожалуйста. Я не хотела Вас напугать, - виновато смотрю на собеседницу, - Мне, наверное, действительно не стоило пока вставать, скорое всего это следствие переутомления.
Она сразу же стремительно встает с кресла и кидается ко мне:
– Ну что ты такое говоришь, деточка?! Не стоит извиняться! А тебя очень расстроило замужество с Мастером Кианом? Он тебе совсем-совсем не нравится?
Упоминание о браке уже не вызывает во мне столь бурную реакцию, и я как могу, утешаю свою няню:
– Я его совсем не знаю пока, и мне трудно о чем-либо таком говорить, - осторожничаю в словах.
– Но моя благодарность ему за спасение не знает границ и мне грех жаловаться… А в будущем все может измениться…
В глазах Гертруды зажигается слабая надежда на счастье для любимого мастера, и она нерешительно улыбается, а я не могу не улыбнутся ей в ответ.
За окном постепенно настают сумерки. Небо окрашивается в сиреневый цвет и на нем появляется бледная, едва видимая луна. Гертруда зажигает свечи, расставляя их на столе и тумбочке, дабы прогнать со всех уголков темноту.
– Ложитесь, леди, - приказывает она, беря в руки баночку с мазью.
– Пришла пора проводить рекомендованные лекарем процедуры.
Я удобно располагаюсь на постели, откидывая льняную простынь и оголяя ноги. Резкий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть, а затем она открывается, являя нашему с Гертрудой взору мастера Киана собственной персоной. «Про серого речь…», как говорится…
Некромант, собиравшийся что-то сказать, тут же застывает, не отрывая взгляд от моих обнаженных, изуродованных огнем конечностей, которые ничто не прикрывает. Широкая мужская рубашка, служащая мне ночной сорочкой не в счет - она достает лишь до середины бедра. К щекам мгновенно приливает кровь и я поспешно накидываю простынь на ноги.
– М-м-мастер Киан?
– заикаюсь, пытаясь скрыть смущение.
– Что-то случилось?
Его глаза пылают расплавленным синим льдом, посылая волну мурашек по коже.
– Леди Айне, рад видеть, что вам уже лучше, - кашлянув, выдавливает он.
– Леди Гертруда, я, собственно, к вам.
– Ко мне?
– поднимает брови женщина, явно недоумевая по поводу визита столь важного гостя.
– Да, к вам. Я тут по дороге племянника вашего встретил, который в замок направлялся, и подвез. Парнишка за вами ехал, мать его, сестрица ваша самая меньшая рожает. За повитухой послали, но леди Дарила еще вас требует, плачет.
Гертруда бледнеет и хватается за стол, чтобы не упасть.
– Динкехт, помоги! Бедная моя Дара! Она же троих носит!
– хватается за голову женщина. Мене становиться искренне ее жаль, ибо знаю, как умеет моя няня все близко принимать к сердцу и впадать в панику. И теперь, глядя не ее побелевшее лицо, дрожащие в тревоге губы и стиснутые в кулаки ладони, у меня самой сжимается от волнения сердце. Только уже не за счастливую будущую маму, а за саму Гертруду. Беспокойно ерзаю, тревожась, как бы у доброй сиделки от треволнений сердце не прихватило. Все же года…
– Собирайтесь, леди Гертруда, я уже распорядился, чтоб запрягли для вас повозку!
– командует Киан, и моя компаньонка, не теряя времени, срывается с места, спеша к роженице. Когда за взволнованной женщиной закрывается дверь, межу нами повисает неловкое молчание. Я не знаю, что должна сказать некроманту. Вернее знаю, даже жажду, но как начать разговор, ума не приложу. Киан смотрит на меня изучающе, склонив голову на бок и не отрывая взгляда. Я комкаю простынь, наоборот не в силах взглянуть на него.
Дверь во второй раз за день с шумом отворяется, и вбегает еще более встревоженная чем доселе няня.
– Мастер Киан, леди Айне, я тут в впопыхах прихватила!
– сует она емкость с мазью в руки некроманту, - Леди Айне нужно ожоги смазать. Так лекарь велел. Уж будь добр, мальчик мой, - завещает она некроманту и снова, скрипнув дверью, скрывается.
Мужчина удрученно вертит пузырек в руках, я опять начинаю краснеть.
– Ну что же, Айне, - с чуть заметной хрипотцой в голосе говорит он и, присаживаясь на кровать, откидывает простынь.
– Давай следовать рекомендациям врача…
Мои щеки пылают, но я по какой-то неведомой причине совершенно не могу противится. Да и не хочется мне совершенно. Где-то на задворках сознания мечется Айне, но она настолько далеко, что я на нее почти не обращаю внимания, заворожено наблюдая, как гибкие пальцы мужчины медленно отвинчивают крышку баночки и набирают обильное количество перламутрово-белой мази с одурманивающе приятным запахом. Его левая ладонь нежно обхватывает мою щиколотку, в то время как правая начинает осторожно наносить на кожу снадобье. Пальцы легко порхают по поверхности ступни, едва ощутимыми ласкающими движениями, поглаживают, принося облегчение стянутой заживающей коже, перебегают выше, скользя до колена и обратно, посылают тысячи искр. Я едва могу сделать вдох, чуть ли не мурлыкая от приятных ощущений, и, с удивлением замечаю, что мои руки судорожно сминают простынь, комкая ее и сжимая. А Киан тем временем принимается за вторую ногу, проделывая все те же завораживающие манипуляции, мешающие мне дышать и двигаться, посылающие взводы мурашек, заставляющие тихо постанывать, зажмурив глаза. Закончив с ногами, Киан, внезапно, берет мою руку и принимается еще втирать мази и в тыльную сторону ладони.
– У тебя еще тут небольшие следы остались, - заявляет он в ответ на мои вопросительно поднятые брови.
– И тут, - легко проводит по щеке и скуле с левой стороны. Мне кажется, я забыла, как думать. В голове творится каша из обрывков мыслей, воспоминаний, каких-то вопросов… Сейчас я всецело купаюсь в ласковых движениях его рук, как будто нет ничего более важного в моей жизни.
– Ну, вот и все, - спустя пару минут некромант ставит крем на тумбочку, скидывая наваждение. Затем невозмутимо прикрывает меня тонкой простынею и встает с постели.