Любимая мартышка дома Тан
Шрифт:
Зато теперь Меванча могла быть уверена: после такого знака доверия ко мне с её стороны мы уже точно могли взять её с собой в караван – и брать далее везде и всегда.
Глядя на неё, я произнёс несколько общих вежливых слов. Её глаза сказали мне, что мы поняли друг друга.
А дальше… дальше, когда я собирался уходить, кланявшийся карлик заявил нечто, чего я даже сразу не понял.
– Наш цирк трогается в путь прямо сейчас, так что, если вам нужно, я могу передать что-то нашему общему господину. Может, я увижу его сам, и наверняка увижу там вашего представителя.
Мне нечего было передавать Рокшану. И я уже покачал было головой, пока до меня не дошёл смысл сказанного карликом.
Какого ещё «моего представителя»?
Я даже начал было произносить эти слова вслух, и еле успел изменить их. Я спросил: «Которого представителя?»
– Ну, этот, немолодой, с длинными усами, – спокойно пояснил карлик. – Других ведь я не знаю.
Браво, господин Ду! Вот, значит, что за тётушка у вас была в Лояне, когда вы оставили меня самостоятельно добираться до столицы. А сами попросту отправились обратно в Фэньян и… видимо, с тех пор оттуда не выезжали.
Вот зачем я был нужен вашему ведомству, господин Чжоу: внедрить господина Ду в лагерь будущих мятежников, лагерь врагов ненавистного премьера Ян Гочжуна. И только для этого.
После чего господин Чжоу мог, по сути, делать через этот канал всё, что угодно. Передать от моего имени на словах, что в письмах я боюсь сообщать ему всю правду. Сообщать – от моего имени – какую угодно информацию. Сделать из несчастного полководца попросту игрушку. Подтолкнуть его к мятежу.
Великолепно, господин Чжоу.
Правда, оставался открытым вопрос: что же думал Ань Лушань, получая информацию от меня ещё и через Меванчу? Наверное, думал, что Меванча ничего особо ценного добыть не могла. Или, скорее, постепенно понимал, что происходит что-то не то, и зверел с каждым днём все больше. А потом решил дать один ответ на все вопросы – мятеж.
Вот чего стоили все мои замыслы, все мои усилия.
Интересно, какова тут была роль господина Ду. В принципе, он вполне может не иметь никакого понятия, что за игру ведёт. Служит в секретном ведомстве, выполняет опасное задание, сидит в логове мятежника. Наверняка он ещё и поставляет оттуда информацию господину Чжоу, не зная, что на самом деле тот служит вовсе не императору. Да вы герой, господин Ду. Хотя, похоже, что и вас очень скоро уберут, так же как хотят убрать меня. А раз все равно уберут, то зачем мне вас жалеть?
А если…
– Да, скажите, а вы не видели – доставили ли уже моему представителю такие, знаете ли, резные фигурки из ценного дерева, очень красивые? – по какому-то наитию спросил я карлика.
– Конечно, конечно, это очень знаменитые фигурки, – показал он зубы среди клочьев бороды. – Уже там, уже там.
Я горько вздохнул.
– А знаете ли что, любезный, – обратился я к карлику. – А ведь действительно я мог бы передать через вас письмо… Когда вы увидите полководца?
– Да через два-три дня, если очень быстро ехать, – удивил меня карлик. – Ведь Тунгуань совсем близко, а войска с обеих сторон меня знают и пропускают. И если господин ещё там, не уехал обратно в Лоян… Ну, а вашего человека я там точно увижу. Он сейчас у Тунгуаня.
– Нет, нет, – заторопился я. – Записка эта – вовсе не для моего человека. Только в руки самому нашему господину. Позволите маленькую кисточку?
«Я не был с тобой честен, – писал я обречённому, как я теперь точно знал, Рокшану – Ань Лушаню, великому полководцу и великому мятежнику. – Но для этого у меня были причины: господин Чжоу из известного тебе ведомства Аньлэ контролировал каждый мой шаг и каждую строку моих писем. Зато теперь я могу загладить часть своей вины перед тобой, сообщив тебе: тот человек, которого у вас считают моим представителем, на самом деле представляет господина Чжоу. Я и понятия не имел, что он остаётся в вашем лагере. Поосторожней с ним. И отбери у него некие фигурки из камфарного дерева. – Чжоу хочет с их помощью твоими руками решить какие-то свои проблемы. А стоит ли тебе быть игрушкой в руках как моих, так и его, или в руках твоего старого недруга Ян Гочжуна? И ещё одно: всё это время господин Чжоу с моей помощью добивался заключения договора о взаимопомощи и границе как с уйгурами, так и с халифатом. Того самого договора, который я – прости – предлагал одновременно тебе. И вот теперь заключит его он, а не ты. Уйгуры же дадут империи боевых коней. Что это означает для тебя – можешь догадаться. И последнее, братец: если сможешь, спасайся и приезжай в Самарканд один, без армии. Город ждёт тебя».
Два-три дня, подумал я. И ещё два-три дня потребуется человеку с неизвестным мне лицом на обратную дорогу, с приказом перерезать Маниаху глотку или проткнуть его стрелой из-за угла. Успеваем.
С новыми поклонами распрощались мы с моим бывшим убийцей. Переглянулись с Меванчей, сели в сёдла и неспешно тронулись в путь.
– Спасибо, – тихо и серьёзно сказал ей я. – Я все хотел тебя спросить: а почему ты тогда решила спасти мою жизнь? Ведь ты могла сделать то, что тебе было приказано – понаблюдать за визитом карлика с крыши, доложить хозяину, что казнь прошла нормально. Ты ведь ещё и рисковала – переодетые солдаты могли бы догадаться, что стрелу пустил вовсе не мой охранник.
– Нельзя служить сумасшедшему, – ответила Меванча, покусав губу. – У меня были несколько месяцев, когда я… Ну, мы с цирком выступали по всем границам и отлично зарабатывали. И вот тогда мы с Рокшаном… встречались часто. Ну, громадный щедрый мужчина, знаменитый воин и всё прочее. Я – свободная женщина. Вы же понимаете. Но – у него умирает голова, господин Маниах. И сердце. Он стал жесток. И глуп. Видимо, он не всегда был таким, его генералы говорят, что он изменился. Заболел. Да я и сама видела это. Я тогда вернулась в столицу, начала думать – что мне делать? А к этому времени я уже жила – жила у вас. И наблюдала за вами всеми. Я уже знала, что это вы – Ястреб. Но дело не в имени, вашем или – ваших друзей. Ваши сердца не умерли, господин Маниах, вот что главное. И когда братья Ляо получили от сердара Рокшана заказ – убрать вас, я недолго думала. Мне надо было, чтобы вы были живы. Всё получилось так просто – днём я услышала, что они этой ночью пойдут в ваш дом, а с ударом вечернего барабана уже была у вас на крыше. Спасти ваших людей, извините, я бы не смогла – а вот пустить стрелу в нужный момент было не так уж сложно. Кстати,– тут она растянула свои тонкие губы в улыбке, – я целилась не в середину спины, а в лопатку. Старый Ляо мне всё-таки друг. Так и получилось. И ещё: если вы теперь действительно берете меня с собой, с этим караваном, то вообще все в моей жизни получилось так, как я хотела.
– Я? – удивился я. – Я никуда не беру тебя, дорогая Меванча. Это Сангак тебя берет. Я поеду один.
Мы посмеялись – два понимающих друг друга человека. Мне было грустно и легко. Я ехал по улице прекраснейшего из городов мира с женщиной необычайной красоты, и мы говорили с ней как воин с воином и это было хорошо. Два охранника сзади нас очень старательно делали вид, что просто выехали на улицу покататься – и это было смешно и отлично.
Но улыбка Меванчи была невесёлой.
– Вы поедете один, господин? – медленно повторила она, покачиваясь в седле. – И ничего, ничего нельзя сделать? Похищение? Вызвать её сюда? Отбить? Я бы участвовала в этом бою. Всей душой.
Она всматривалась в моё лицо, пытаясь найти ответ. А ответ был очевиден: тысячи гвардейцев и сотни соглядатаев, три ряда дворцовых стен с охраняемыми воротами. А главное – если бы она только захотела сама…
Потом Меванча отвернулась, вздохнула и продолжила:
– Три раза я выступала благодаря ей во дворце, пока не… не пошли дожди. Дело не в деньгах и подарках. И не в том, что несколько раз жены и наложницы принцев подходили ко мне с просьбами развлечь их господина не только танцами. Предлагали огромные деньги. Но эти принцы не могут готовить так вкусно, как Сангак, так что зачем мне их развлекать? Понимаете, вот появилась в моей жизни красивая, великолепная женщина и просто так подарила мне что-то неожиданное. Каналы и пруды, и беседки невиданной красоты, и ароматы, и лицо императора совсем близко. Знаете, сколько раз я хотела попросить вас, господин, позволения оказаться с ней наедине. Поблагодарить её. Она – совсем беззащитна. Её кожа – как у ребёнка. Снять с неё эти потрясающие шелка, подобных которым я не видела никогда. Прикоснуться к её шее, чуть-чуть, и… Вы ведь меня понимаете?