Любимая невеста
Шрифт:
София застывает при этих словах, ее губы поджимаются, но она ничего не говорит. Когда ему не удается добиться от нее реакции, Алексей отворачивается, бросая взгляд на Сашу и Ану.
— Что, черт возьми, не так с блондинкой? — Спрашивает он, наклоняясь, чтобы убрать волосы Аны с ее лица. — Русская?
Ана не говорит ни слова, только отворачивается от него. Его рука движется слишком быстро, чтобы ее можно было разглядеть, хватает ее за подбородок и приподнимает ее голову.
— Отвечай мне, сучка, — рычит он. — Как тебя зовут?
— Анастасия Иванова, — выдавливает Ана, ее глаза широко
— Тогда вставай.
— Я не могу, мои ноги…
— Что, черт возьми, с тобой не так? — Алексей качает головой, поднимая ее, схватив за подбородок. Ана вскрикивает от боли, ее пальцы на ногах подгибаются, когда он пытается поставить ее на ноги, и она тут же снова падает.
— У нее повреждены ноги, — вмешиваюсь я, чувствуя, как у меня снова скручивает живот при взгляде на лицо Аны. — Она не может хорошо ходить или долго стоять.
— Господи, эта ничего не стоит. — Рот Алексея отворачивается, выражение отвращения пересекает его лицо. — Достаточно хорошенькая, но чертовски бесполезная, если она даже встать не может. И она съеживается, как побитая собака. Я должен вернуть сюда своих людей и избавить ее от страданий.
— Нет! — София кричит, прежде чем может остановить себя, ее рука подносится ко рту. — Нет, пожалуйста, не делай ей больно. Пожалуйста…
— О, заткнись. — Алексей разворачивается на каблуках, его рука ударяет Софию по щеке. — Я не собираюсь ее убивать. Я найду ей какое-нибудь применение. А пока… — он многозначительно смотрит на Сашу. — Вставай, девочка, и докажи мне, что это не было пустой тратой моего времени.
Саша выглядит так, как будто вот-вот разрыдается, но она медленно поднимается на ноги.
— Хорошо, очень хорошо… — говорит он жутко, когда слезы катятся по лицу Саши. В одно мгновение она визжит, и я отворачиваюсь, видя, как его рука появляется между бедер Саши.
— Черт! Если бы ты только была девственницей. — Он злобно усмехается. — Итак, что у меня есть помимо подержанных товаров? Одна покрыта шрамами, одна беременна и одна калека. Черт возьми, если я не должен был только что убить всех вас. Но, по крайней мере, я должен быть в состоянии получить что-то от вас, за исключением калеки. — Алексей качает головой. — Убирайтесь с моих глаз.
Все мы одновременно вскакиваем, хватаясь за свою одежду только для того, чтобы он отбросил ее в сторону.
— Я сказал, убирайтесь с моих глаз. — Его верхняя губа изгибается. — Найдите наверху что-нибудь другое из одежды.
София и Саша одновременно подходят к Ане, помогая ей подняться, пока я иду позади них, мучительно осознавая свою наготу. Я чувствую себя смущенной и незащищенной, беспомощной и уязвимой, и я знаю, что в этом все дело. Алексею это нравится, он отправляет нас голыми к лестнице, и мы спешим подчиниться, пока он не передумал и не придумал что-нибудь похуже.
Никто из нас не хочет престать перед детьми в таком виде, поэтому мы находим первую гостевую спальню наверху, где все еще темно, открываем дверь и направляемся прямиком к шкафу и комоду. Неизвестно, что мы найдем и подойдет ли что-нибудь из этого, но ясно, что по крайней мере одна женщина останавливалась здесь в прошлом. Мне удается найти хлопчатобумажную рубашку с длинными рукавами и пару джинсов свободного покроя, а София достает откуда-то из глубин шкафа черное платье-свитер. Она быстро протягивает Саше еще одно, и мы втроем одеваемся так быстро, как только можем, болезненно осознавая отсутствие нижнего белья или чего-либо еще, кроме этой позаимствованной, плохо сидящей одежды.
— Пойдем найдем девочек, — говорит София, и я киваю.
— Они, должно быть, оставили их в одной из этих комнат. — Я бросаю взгляд на Сашу. — Саша, найди кровать для Аны, а затем найди ванную на этом этаже, если таковая есть. Подогрей воду, чтобы мы могли помыть девочек.
Саша кивает, выглядя почти довольной тем, что ей дали хоть какое-то занятие. Она обнимает Ану за талию, когда София переходит на другую сторону, помогая ей ковылять по коридору, пока мы не видим комнату со светом, пробивающимся из-под двери. Когда мы открываем ее, с другой стороны оказывается большая спальня с двумя кроватями, по одной у каждой стены, таким же комодом, а также стулом и письменным столом у окна. Аника свернулась калачиком у одной из кроватей, покусывая губы, в то время как Елена лежит рядом с ней на коврике, свернувшись в самый маленький из возможных комочек.
— Я пойду разберусь с горячей водой, — быстро говорит Саша. — Девочки, мы собираемся приготовить вам ванну, хорошо? Вам станет тепло, когда мы закончим.
Я бы все отдала за горячую ванну. Черт возьми, даже пятиминутный горячий душ был бы приемлемым на данный момент. Но последнее, чего я хочу, это снова раздеваться в этом доме, даже на мгновение.
Аника прищуривается, глядя на меня, когда Саша уходит, а София опускается на одну из кроватей.
— Этот злой мужчина разрешает нам принять ванну?
— Да, — устало говорю я ей. — Вам обеим. А потом мы останемся в этой комнате, и ни ты, ни Елена ни за что не выходите, ты меня понимаешь?
Аника кивает, но я не прерываю зрительный контакт с ней.
— Я серьезно, Аника. Помнишь, как ты вышла из своей комнаты, хотя твой отец сказал тебе остаться, потому что тебе было любопытно? И из-за этого ты пострадала?
Маленькая девочка поджимает губы, как будто хочет поспорить, но в конце концов кивает.
— Да, — бормочет она. — Я помню. — Она прижимает свою маленькую ручку к животу, где, я знаю, все еще есть бинты, гарантирующие заживление раны. Раны нужно промыть так же сильно, как и все остальное тело Аники.
— На этот раз ты должна подчиниться, хорошо? — Я выдыхаю, не зная, как много сказать. — Аника, человек, который похитил нас, плохой. Он очень плохой, очень опасный человек. В первую очередь из-за него тебе причинили боль, ясно? Ты понимаешь?
Аника безмолвно кивает, ее глаза начинают быстро моргать, как будто она хочет заплакать, но отказывается.
— Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь, пока меня не будет рядом, чтобы я могла защитить вас. Ясно?
— Хорошо. — Ее голос тише, чем я когда-либо слышала, такой же маленький и хрупкий, как у Елены, и я ненавижу это все. Я ненавижу, что Алексею удалось отнять даже искру Аники, чтобы напугать ее до такой степени, что она стала робкой.