Любимые не умирают
Шрифт:
Глава 4. Командирша
Так Ольгу Никитичну Федотову звала вся деревня. Дед Силантий обзывал жену домашней пилой, норовистой козой, крапивой, а когда уж очень серчал, звал старуху болотной кикиморой или облезлой вороной, какая только и умеет орать и гадить где попало.
Впрочем, Силантий редко обижался на своих домашних. Разве что иногда на внуков серчал. Не давали старику покоя проказливые мальчишки. И как они повсюду успевали? Вот только прилег человек вздремнуть, они ему в карман брюк мышонка засунули. Тому дышать стало нечем, кусаться вздумал. И если б не проснулся, в куски старика разнес бы рассвирепевший зверь. Силантий кинул мышонка коту, тот мигом накрыл зверя
Силантий уже дремать стал. Но тут внуки что-то затеяли. Шепчутся, спорят:
— Вниз или вверх головой положить? — слышит дед и думает засыпая:
— Только бы меня пронесло от их озорства...
Когда Силантий проснулся, решил по малой нужде за дом сходить. И не глянул на притихших внуков. Все трое сидели молча, следили за дедом. Тот, прямо босыми ногами в валенки влез. В один — нормально. А во второй сунул ногу и заорал диким голосом. За угол бежать уже было не к чему. В валенок озорники ежа засунули. Тот уже устроился, пригрелся. Новое гнездо облюбовал. Свернулся клубком, а тут дед свою ногу сунул. Прихватил ежик старика за большой палец, дед и взвился под самый
потолок.
Внуки, услышав дедовский восторг, мигом по углам рассыпались, попрятались кто куда, ни одного не видно, сидят не дыша, за дедом следят. Тот за ногу схватился, из пальца кровь бежит. Дед кричит так, что кот через форточку во двор выскочил. Сам мужик слыхал как и коты, и люди матерятся. Но не так... И Васька не выдержал...
В это время в дом вошла Ольга Никитична. Она коров доила в сарае. Из-за двух дверей крик деда услышала, тут враз испугалась:
— Что это с тобой стряслось? — подскочила к старику.
— Да все эти засранцы! Вовсе со света сживают! Дыхнуть спокойно не дают, хорьки немытые, поросячьи ососки, ошлепки дурной транды! Поглянь чего утворили! Ежа в валенок мне сунули, он мне полноги отгрыз! А до того мыша в портки запихали, тот гад уже до самых яиц добрался!—услышал громкий смех из углов. Внуки, не выдержав жалоб деда, выкатились из своих укрытий.
— Зачем деда обижаете? — сыпала на палец теплую золу и, едва кровь свернулась, перевязала палец чистой тряпицей, поцеловала Силантия в макушку, тот сразу успокоился, а Никитична, процедив молоко, позвала всех к столу пить парное.
С нею никто не спорил и каждый, заняв свое место, взял свою кружку налитую доверха.
Дед пил мелкими глотками, внуки залпом. Смотрели, оглядывали все, что они еще не успели утворить? Дед Силантий хлопнул ладошкой по столу, проследив за взглядами внуков:
— Кончай бесовать! Все за мной. Нынче дрова в поленницу сложим. Сколько их дождь мочить будет? А и вы от безделья пухнуть стали. Живо допивайте и пошли! — скомандовал старик, строго глянув на внуков.
— Дед! Когда Димка вырастет, ты его тоже заставишь, как нас, пилить дрова? — спросил старший внук.
— Всему научу. Мужик все уметь должон. Любую работу справить, а не дурью маяться с мышами и ежами! — сердито сдвинул брови Силантий.
Едва вышли во двор, кто-то из внучат ухитрился сунуть за шиворот деду лягушку. Старик чуть не до исподнего средь двора разделся, чтоб ее вытряхнуть, а мальчишки уже носились по саду. Ничуть не боясь ни брани, ни угроз Силантия. В этой семье всем и всеми правила Никитична. Ее слова слушались. Все, что она велела, делалось. Хотя никогда не грозила и не била внучат. Не было в семье правила обижать детей. Потому здесь всегда звенел детский смех, звонкий, чистый, как лесной родник.
А если внучата начинали слишком шалить, бабка говорила, нахмурясь:
— Нынче оставлю вас на ночь без сказки.
Внуки тут же стихали, становились послушными.
Лишаться сказки никто не хотел. Даже Силантий их любил. Забирался на печь
Чем тяжелее была жизнь у людей, тем дороже ценились сказки...
Что и говорить, жилось семье Федотовых не по-сказочному тяжко. От старых до малых знали нелегкую цену хлеба, и дети с ранних лет помогали взрослым в совсем недетской работе. С пяти лет каждое утро вставали в шесть утра и шли на свинарник. Чистили клетки, раскладывали корм, выносили навоз, следили, чтоб свиноматка не придавила поросят. Ездили на склад за комбикормом, привозили на подстилку опилки, иногда солому. Чистили свиней, кормушки, топили печи, чтоб в свинарнике было тепло. Каждый ребенок не только знал, а и умел правильно запарить комбикорм, сколько молока нужно поросятам, как их докармливать, как уберечь от болезней.
Мальчишки в свинарнике никогда не шалили. Знали, здесь работа, и вели себя совсем иначе, чем дома, где еще можно было побегать в детстве, хоть ненадолго вернуться в сказку.
Нет, их никто не заставлял идти на работу. Их воспитывали так, что ребятня не мыслила себя без нее. А потому каждый хорошо знал свои обязанности и никогда никто от них не отлынивал.
Лишь поначалу Федотовы-старшие проверяли работу младших. Потом отпала необходимость в контроле. И вымотавшись к вечеру до изнеможенья, семья возвращалась домой. Сын Василий редко и неохотно забирал детей от родителей. Без них меньше забот и мороки, можно было отдохнуть. И сыновья со временем совсем отвыкли от своего дома, привыкли к бабке с дедом, признав их самыми родными, поверили и убедились, что они их любят больше чем родители, уже и не хотели идти к отцу с матерью.
Ольга Никитична была хорошей хозяйкой. И не глядя на то, что времени всегда было в обрез, постоянно готовила внукам что-нибудь вкусное. То пирог испечет с вареньем, то запеканку приготовит. А то блины с медом выставит на середину стола. Целая гора блинов, когда только успела женщина?
Внуков бабка любила и мечтала, чтоб их доля была светлее, чем у родителей.
Ведь вот совсем недавно, кажется, только вчера,
сидели за этим столом Катя с Васей. Сын был старше на целых восемь лет. Он сам вынянчил сестру. Даже пеленки ее стирал, а потому рано приучил ее проситься на горшок. Сын терпеть не мог свиней. Еще пятилетним укусила его свиноматка за ногу. Да так, что два месяца болел пацан. С тех пор возненавидел свиней и в своем хозяйстве никогда их не держал, не пошел работать свинарем, когда подрос. Хотя ленивым никогда не был. Но, хоть и любила его Никитична больше чем дочку, всегда подмечала гнильцу в его натуре. А и как не увидишь жадность и зависть, злопамятство Васьки. Случалось, купят конфет обоим, сын лишь одну даст сестре, остальные съест сам, а какие сразу не одолевал, прятал под подушку. Он с четырех лет заставлял Катьку помогать по дому. Она мыла полы, посуду, убирала со стола, потом и в сарае, в огороде помогала. В семь лет мать поставила ее к печке, учила готовить на всю семью, а там и стирать заставили. Куда деваться, если у матери хронически не хватало времени.
Ольге Никитичне не на что было обижаться. Почти сразу после окончания школы ее взяли на работу секретарем сельсовета. Оценили люди по достоинству серьезную девушку, умевшую убедить, знавшую каждого человека в своей деревне, она умела подсказать и помочь, никого не обидела без причины, ей верили.
Это она сумела собрать вокруг себя парней и девчат, какие помогали родителям ребят, служивших в армии заготовить сено и дрова на зиму, вовремя убрать картошку с огородов, приводили в порядок дома и дворы, чтоб не чувствовали себя одинокими и брошенными родители солдат. Не оставляла она без внимания и заботы деревенских стариков. Никогда не проходила, не поздоровавшись, спрашивала о здоровье, о нуждах. Глядишь, на другой день уже улыбаются старики, сено со двора перекинуто на чердак, дрова поколоты и сложены в аккуратную поленницу, у других починена крыша, отремонтированы полы в доме, заменены рассохшиеся двери, рамы.