Любимые не умирают
Шрифт:
— Нет, Оля! Ничего у тебя теперь не получится. Свинья, как девка, уперлась на своем, и хоть лоб расшиби, не сдвинется. Уговоры и хворостина не помогут. Это барда, сама знаешь, пивные отходы, скотина теперь не меньше часа кайфовать будет. Бухие твои звери. Сейчас их не трогай, давай лучше поговорим. Никуда твои свиньи не денутся. Протрезвеют, сами на ферму побегут,— говорил Костя, улыбаясь, и спросил:
— Как живешь, заноза моя?
— Почему заноза? С какой сырости твоею стала?— нахмурилась Ольга.
— Да не ершись. Все ты знаешь, да не соглашаешься.
— С чем?
— Или не понимаешь, почему я доселе в холостых хожу? Сколько лет минуло, а я как на цепи вкруг тебя кручусь, самому совестно, а ничего не могу с собой поделать. Одна ты в сердце моем живешь. Нет равной тебе на всей земле,— вздыхал кузнец, присев на крыльцо.
— Выброси пустое из головы. Не теряй зря время. Сам знаешь, другой у меня. Уже сын растет. Я люблю Силантия...
— Ну, чем он лучше меня? Почему его выбрала? Целых два года я засыпал цветами пороги твоего дома. Ты знала все, но почему не глянула на меня? — говорил человек с обидой.
— Как я убивался за тобой, сколько ночей не спал. Не верил, что уживешься с ним. Ведь ты, как звездочка ясная, он против тебя пыльный лопух.
Не смей обзывать моего мужа! — нахмурилась Ольга, хотела уйти, но свиньи спали.
Выходит, мне не на что надеяться?
— Я же сказала, зря теряешь время!
— Но разве Силантий умеет любить? — не верил кузнец.
— Важно, что я его люблю!
— И за что свинарю такое счастье? Он никогда не оценит и не поймет...
— Смешной ты, Костя! Любовь, когда двое не могут друг без друга. Когда один любит, а другая нет, это уже беда и боль. Но я не могу ничем помочь. Я другому судьба...
— Ладно! Иди. Я сам пригоню свиней. Не терзай меня больше. Одного не пойму, почему в этой жизни везет слабакам?..
Ольга возвращалась в свинарник грустная, задумчивая.
Она лучше всех знала своего Силантия.
— Чудаковатый человек! — говорили о нем.
— И впрямь он необычный,— усмехается Никитична, вспоминая, как муж держится в свинарнике. Он поет и разговаривает с каждым поросенком, как с человеком. Всем имена дал приличные. У него ни единой Хавроньи, сплошь Марины, Елизаветы, Настасьи, Фени, даже хряка величал Федором Ивановичем. Всех он поглаживал, почесывал, похваливал и никогда не ругался при них матом, считал своими друзьями.
Среди людей Силантий не имел ни одного друга. Не складывалось у него ни с ровесниками, ни со старшими. Вроде все нормальные люди, но чего-то в них не хватало. Потому лишь в свинарнике чувствовал себя легко и раскованно.
Когда Ольга впервые услышала, как муж поет рядом со свиноматкой, она спросила изумленно:
— А почему дома никогда не поешь?
— Ты ж видишь, Маринка поросится, я ей подмогаю. На песню поросятки шустрей выскакивают. Когда вкруг поросной матки галдят и бранятся, у ней роды тормозятся. На два дня задерживаются. Никто в свете ругачки не уважает,— говорил мужик со знанием дела. О свиньях Силантий мог говорить много. Он не просто знал, человек бесконечно любил их и доказывал, что назвать свиньей любого мужика иль бабу, все равно, что орден выдать. А уж обидеться за это слово и вовсе грех. Умней свиньи еще поискать нужно. И Ольга ни раз говорила мужу:
— Ты смотри, сам средь них не захрюкай!
— Лишь бы ты с Васяткой меня понимали. С другими я почти не говорю. Не об чем.
О, если б видела Ольга, как выплеснул радость Силантий при рождении сына. В тот день он даже плясал вокруг своих красавиц, девиц, лебедушек! Он знал, тут его не осудят и не высмеют, потому можно быть самим собой, как в большой семье, где все понимают и любят друг друга.
Вот только сыну не понравилось на свинарнике. Он убегал, прятался, но свиноматка все ж прихватила за ногу. И как ни убеждал Силантий, мальчишка не поверил, что свинья играла с ним в догонялки, и больше на ферму не пошел.
— Ладно, зайка, не горюй, я тебе другого помощника рожу,— пообещала Ольга.
Силантий просиял от радости. Но жена родить не спешила. Боялась сына, что тот будет обижать младшего. Так оно и было, пока Катька сумела жестами объяснить родителям, что Васька поколачивает и ругает ее, бьет по лицу, попке, дергает за уши. Старшему в тот день досталось от матери, Ваську не пустили гулять на улицу, до вечера продержали в углу и не пустили на печку слушать сказку.
Катька росла совсем иною, ни в чем не похожей на брата. Внешне она была копией Силантия и до безотчетности любила отца. Но с самого раннего детства была хитрой и мстительной. Уж кому, а Ваське спуску не давала. Коли не доставала кулаком, пускала в ход зубы и ногти. Прощать она не умела, а потому в доме часто шла войнушка.
Катька всегда находила повод, чтоб ущипнуть, укусить, толкнуть Ваську в бок острым локтем и, преданно глядя в глаза, сказать, что это не она. И тут же, отвернувшись от родителей, показать Ваське язык, вывалив его до самого пупка.
У Кати было много подруг. Они подолгу секретничали в комнате девчонки, и мать не без труда выпроваживала их, забирала дочь на ферму. Та не отказывалась помочь родителям, но требовала, чтобы брат тем временем принес воду, истопил печь, подмел полы. Васька в ответ скручивал фиги, домашнюю работу он не любил с малолетства.
Громом средь ясного неба стала его женитьба. Он никого ни о чем не предупредил, а вечером, прямо с гулянья, привел свою девушку и, указав на нее родителям, сказал:
— Она моя жена! Если не согласитесь, я уйду вместе с нею.
Силантий с Ольгой переглянулись, и только мать открыла рот, Васька уже повел жену показывать дом.
— Вот тут моя комната. А это Катькин скворечник. Здесь келья родителей! Ну а вот эта — кухня-столовая. Все запомнила? Пошли обустраиваться! — поволок в свою комнату.
Вскоре Василий расписался с женой, а через год ушел с ней в новый дом, какой им построила бригада строителей.
Ольга так и не успела привыкнуть к невестке, редко виделись. Та работала дояркой и, как все животноводы, рано уходила и поздно возвращалась домой. Вскоре она родила сына и, когда мальчонке исполнилось два месяца, стала иногда оставлять его Никитичне на часок, другой. Мальчонка едва научился ходить, как в семье сына родился второй малыш, немного погодя — и третий.