Любимые не умирают
Шрифт:
— Никитична! Как же я без бабы буду?
— Ты это в каком смысле?
— Да в самом прямом! Я все-таки живой человек, мне свое требуется...
— Ты о Кате подумал? Мы о ней говорим. Твое борзое здесь не при чем. Постыдись! Дочку спасать нужно. С туберкулезом не шутят. Болезнь страшная, смертельная. Поживи один, как мечтал. Коль судьба вас пощадит, будете вместе. Сколько помню, ты все хотел избавиться от Кати. Теперь тебе шанс в руки! Дыши вольно, сам.
— А сын?
— Димку мы возьмем. Не отнимаем его у тебя. но растить будем сами.
— Я уже наслышан, как за ним смотрели,— ухмыльнулся ядовито.
— За это время внук подрос. Его за руку с собой всюду брать можно. А тебе его не оставим. Некому в городе смотреть за ним. Для себя найдешь бабу, но чужая тетка мать не заменит.
— Она через две недели заканчивает свои курсы. Нельзя ж бросать их, ведь за них деньги уплачены и немалые! Как получит документ об окончании, тогда и решит. Пока ее на уколах в поликлинике держат. Одно плохо, такие деньги за курсы отвалила, а на работу никуда не устроится. Не берут с этой болезнью.
— То не твоя печаль! Пусть дочку работа не заботит. Сначала вылечим, а там, как Бог даст! Слышь, Колька, не медлите! Пусть приезжает без колебаний!
— Значит, после Крещенья привезу своих. Я буду их навещать! — пообещал Колька, уходя, и словно забыл о сумке, с какою приехал.
— Забери, нам ничего не надо,— напомнила Никитична.
— Там ваше. Разберешься сама,— вышел зять на крыльцо.
Силантий узнав о болезни дочери, молча курил на завалинке. Дрожали руки человека. Слов для утешения жены не нашел. В его семье двое умерли от чахотки. Не понаслышке знал об этой коварной болезни и молча переживал.
А тут и Василий пришел за детьми. В баню решил сводить ребятню. Узнав о сестре и о замысле родителей забрать к себе Катьку с Димкой, вскипел:
— Вы с ума спятили! Большей дури не придумали? Теперь давайте моих детей подставьте, пусть и они заразятся!
— Ты заберешь их и не будешь приводить к нам! — осекла мать.
— А куда их дену? В коровник приведу? Соображаешь, что говоришь?
— Сам придумай. Почему бы их теще не взять? Дом у нее большой, за детьми есть кому присмотреть. Пускай и она вам поможет.
— Ей же платить придется. Она даром на порог не пустит, я же знаю ее! — взялось красными пятнами лицо Васи.
— Ну и заплати, в чем дело? Вы оба работаете и получаете неплохо, осилите.
— Легко тебе говорить. Она вместе со шкурой с нас сдерет.
— Вася, я растила твоих годами. Они уже не маленькие. Катя тоже моя дочка. Не могу ее в беде бросить.
— Послушай, но почему подыхающий должен всех живых за собою в могилу тащить?
— Молчать! — заорала Ольга.
— Она и вас свалит, та чахотка! Одумайся, пока не поздно, откажи ей.
— Пошел прочь, козел! Мало было тебе испоганить сестру, теперь заживо хоронишь, ублюдок! Иди с глаз, паршивец!
На следующий день сын не привел детей к Ольге Никитичне и, как та услышала, пристроил их у тещи.
Никитична готовилась к приезду дочери и внука. Вместе с Силантием особо вымыли одну из комнат, убрали из нее лишнее. А когда все подготовили, человек предложил робко:
— Олюшка! Давай Волчиху позовем.
— Татьяну?
— Ну да! Может, кто и не доверяет бабе, но знахарка она путевая! Одни грыжи и геморрои заговаривает. Разве это серьезно? Тут отец, чахотка! С ней Татьяне не сладить. Здесь лишь один человек сумеет помочь,
ты о нем тоже знаешь, я про лесника, Никодима Акимовича,— глянула на мужа.
— Вона как ты надумала! Я про него навовсе подзабыл, давно не видел. Живой ли дед? А и как уломать старика? Слыхал, навроде не лечит теперь, никому не берется подмогать. Сам хворает...
— Все болеем. Давай его навестим,— предложила Силантию.
—...А чего вы ко мне сами пришли, без девки своей? Вот гляну ее и скажу вам, берусь выходить иль нет? Когда она приедет, приводите. Чего за глаза будем впустую молоть? Несурьезно эдакое,— проводил до крыльца.
А через неделю приехали Катя с сыном. Димка сразу узнал бабку и деда, потянулся к ним, улыбаясь, попросился на руки.
— Да ты совсем большой стал! Смотри, как вырос! Настоящий мужчина! — взяла Ольга внука на руки, обняла дочь. Та заметно похудела, постарела. Лицо покрылось частыми, мелкими морщинами.
— Все, мамка! Помирать я к вам приехала. За ту записку Бог меня покарал. Виновата! Если можете, простите! — попросила глухо.
— Закинь глупости! Сын совсем малой, об нем надо думать и жить! — оборвал дочь Силантий.
— Отец! Милый мой папка! Я уже не та малышка, какую можно успокоить сказкой. Я знаю, почему меня в больницу не взяли. Глянули рентгеновский снимок врачи, переглянулись молча. И... отправили помирать домой. Кому нужны смертельные исходы? Сама чувствую, недолго осталось свет коптить. Одного прошу, сына не бросьте! Он с Колькой не сможет, следом за мной уйдет, сгорит, как лучинка.
— Кать, успокойся! Мы с Акимычем договорились о тебе. Велел привезти к нему. Может он возьмется лечить,— перебила Никитична дочь.
— Поздно, мамка! Я сама чую, что упустила время. Теперь его не вернешь...
Всю ночь вздрагивала Ольга, прислушиваясь к кашлю дочери. Та стонала. А утром вышла из комнаты бледная, потная, обессиленная.
— Отец на конюшню пошел. С ним поедешь к Акимычу. Я на ферму пойду. Не обижайся, работу нельзя бросать,— будто извинилась перед Катькой.