Любимый незнакомец
Шрифт:
Дани помолчала, не сводя глаз со своих сапог. Счистила снег, приставший к юбке. А потом с виноватым видом подняла на него глаза и объяснила:
– От вашей шляпы. В тот первый день, когда вы вошли в ателье, вы, наверное, решали, каким именем вам лучше назваться. Когда я взяла ваши вещи, все эти имена цеплялись за поля вашей шляпы, словно игрушечные обезьянки.
Маленькие пластмассовые обезьянки. Он живо представил себе этих обезьянок, вообразил, как они примеряют его личины.
– Ну хорошо. Какие там были имена? – спросил он, отказываясь ей верить.
– Вы меня проверяете?
– Да.
– Попробую вспомнить. Патрик О’Рурк. Майк Лепито. Майки… или Микки? Микки Монахан? Самую большую обезьяну звали Майклом Мэлоуном.
Не будь он так ошарашен, он бы расхохотался.
– То есть это было самое громкое из всех имен, – торопливо исправилась она. – Наверное… вы долго не снимали шляпу… пока думали, кем бы назваться, – пояснила она.
Он брел рядом с ней, не разбирая дороги, чувствуя, что и сам превращается в игрушечную обезьянку.
– Куда мы идем? – спросил он через пять минут, когда она свернула к невзрачному зданию, и двинулся вслед за ней к задней двери, стараясь наступать прямо в следы, которые она оставляла на нетронутом снегу.
– Вчера вечером я говорила вам… что готовлю тела бедняков к похоронам.
– Здесь? – ахнул он и от неожиданности не удержал на плече мешок с тряпьем.
– Да. Здесь. – Она принялась отпирать дверь рядом с узким помостом для выгрузки. Неприметное, хмурое, безотрадное здание снаружи походило на один из множества складов, занимавших всю короткую улочку.
Он последовал за ней, но остановился в дверях и принялся стряхивать с мешка налипший снег.
Помещение освещал лишь тусклый свет дня – электричества по-прежнему не было. Но Дани, готовая к этому, зажгла два фонаря, что стояли на рабочем столе прямо у входа.
Пространство справа от входа занимали два стола для бальзамирования, оснащенные разными трубками и стоками. К счастью, они были пусты.
Слева, вдоль стены, тянулось около дюжины металлических столов. Только два из них пустовали. На остальных лежали трупы.
На крючках висели хирургические халаты. Дани натянула халат прямо поверх одежды, завязала его на талии и у шеи.
– Просто положите вещи вон там. – Она указала на стол слева от двери. На столе уже громоздилось несколько аккуратных стопок вещей – мужская одежда отдельно от женской, разные размеры тоже отдельно. Мэлоун опустил мешок на стол, но словно не решался пройти вглубь насквозь продувавшегося помещения.
– Если вы останетесь, Майкл, вам тоже нужно переодеться. Я не делаю ничего особенно грязного… но они мертвы. Там есть резиновые перчатки. – Она сняла с головы вязаную шапочку и повязала волосы белым шарфом. Теперь она стала походить на монашку, вроде тех, что обходили пациентов в больнице Святого Алексиса.
Он подошел к крючкам, на которых висели халаты. Наверное, выглядел он до крайности неуверенно – по крайней мере, чувствовал он себя именно так, – потому что она мягко прибавила:
– Не переживайте, все эти вещи каждый раз кипятят и хлорируют.
– Я лучше подожду снаружи, – сказал он. Слабонервным он не был – на его работе слабонервные не задерживались, – но в том, чтобы готовить тело к похоронам, ему чудилось что-то донельзя интимное. Ему не хотелось на это смотреть.
– Там страшно холодно.
– Здесь тоже холодно. Зато на улице нет мертвецов.
– В этом я не уверена. В конце концов, мы ведь в Кингсбери-Ран, – тихо заметила она.
Он буркнул в ответ что-то неопределенное, в который раз не понимая, что именно ей известно. Он не понимал, стоит ли рассказать ей обо всем, что теснилось у него в голове, просто затем, чтобы больше об этом не думать. Знает ли она, для чего он приехал в Кливленд? И как проводит здесь время? Знает, что он без конца ходит по барам, кружит по улочкам, исподтишка рассматривает местных жителей? Знает, что он уже много недель корпит над бумагами Элиота, но до сих пор ни до чего не додумался? Может, спросить у нее? Он не стал. Он повернулся к двери. Ему пора уйти.
– Вам нужно будет что-то отнести обратно домой? – спросил он.
– Да. Я забираю грязные вещи в стирку. Но сегодня я оставлю их здесь. Подожду, пока смогу прийти сюда с тележкой.
Он снова заколебался. Ему не хотелось бросать ее здесь одну.
– Идите, Майкл. Все в порядке. Я не рассчитывала на вашу помощь. Это не самая приятная работа. Правда, зимой куда лучше, чем летом.
– Смерть все равно к вам пристанет.
– После работы я тщательно моюсь. Вся моя одежда закрыта. Вам не нужно мне помогать. Я занимаюсь этим много лет.
– Много лет?
– Да.
Он поморщился. На жаре трупы быстро разлагаются. Мороз действительно куда лучше. Он не был уверен, что смог бы войти сюда в июле. Он потопал ногами, стараясь согреться, но не ушел.
Видя его нерешительность, Дани пожала плечами, подошла к раковине, наполнила водой ведро. Она отнесла ведро к столам с мертвецами, вернулась, взяла блокнот, учетный журнал, фонарь и принялась за работу. Она ходила между столами и осматривала тела, быстро оценивая, что ей понадобится, и разговаривая, то ли с ними, то ли сама с собой.
– Нужны рубашка и брюки. И ботинки получше. – Она записала это с легким вздохом, словно понимая, что будет непросто, и тут же двинулась дальше, продолжая называть предметы одежды, которые ей предстояло подыскать, или решая, что сгодится и та одежда, которая уже была на мертвецах. Когда она, сняв перчатки, принялась стаскивать с одного из трупов пальто, Мэлоун рявкнул:
– Господи, Дани, не смейте снимать перчатки!
– Я не звала вас сюда, мистер Мэлоун, – тихо отвечала она, переворачивая труп на бок и пытаясь высвободить пальто. Она явно занималась всем этим не в первый раз, но ей было бы куда легче, если бы он ей помог, а не просто стоял и смотрел.