Любить мистера Дэниелса
Шрифт:
Какой придурок расстается с человеком после того, как соблазняет его? Мне нужен был холодный душ, чтобы успокоиться, потому что моя кровь, не переставая, бурлила весь день. Я направилась в душ, чтобы помыться, и остановилась, когда услышала голос Генри внутри.
— Я знаю... Нет, она не знает. Ким, это не имеет значения! Она остается здесь.
Комок
Ким.
Вроде как моя мама Ким?
— Ладно-ладно. Пока. — Его голос затих, и дверная ручка повернулась. Когда он увидел меня, то отшатнулся. — Эшлин. Что ты здесь делаешь?
— С каких пор ты используешь ванную наверху, Генри?
Он прошел мимо меня и пожал плечами.
— Ребекка заняла ту, что на первом этаже.
— Ох. — Я исследовала его на любой вид эмоций, который мог выдать язык его тела. Ничего.
— Тогда почему ты говорил с мамой?
Он повернулся обратно ко мне. Его рот внезапно дернулся, а глаза метались туда-сюда.
— Университет Южной Калифорнии заинтересован в твоем поступлении. Мистер Дэниелс поможет, написав рекомендации.
— Не меняй тему! И мне не нужна его помощь! — я закричала, как ребенок. Я и чувствовала себя так. Мой страх, молодые инстинкты завладели моими эмоциям.
Генри, должно быть, был выбит из колеи моим ответом. Его лицо выражало недоумение.
— Успокойся, Эшлин.
Я не могла. Такое чувство, что мир пытался толкнуть меня за край, и я хотела прыгнуть. Как мама могла позвонить Генри, но не мне? Ни одного сообщения для меня?
— Я не хочу успокаиваться! Я устала оттого, что все пытаются помочь мне, когда я не прошу о помощи. Ты не знаешь, что лучше для меня. Я не хотела переезжать сюда. Я не хотела ходить в твою глупую старшую школу. Я не хотела ничего делать с тобой. Почему никто просто не может поговорить со мной? Мне девятнадцать, не пять! Я, черт побери, взрослая! Ты разрушаешь мою жизнь! — я бросилась оттуда в слезах и хлопнула дверью своей спальни.
Хейли сидела на своей кровати с упаковкой «Клинекс» рядом с собой. Она болела несколько дней, и ее нос был краснее, чем когда-либо.
— Эшлин, что случилось?
Прежде чем я смогла ответить, дверь спальни открылась, и Генри вошел внутрь.
— Хейли, нам с Эшлин нужно поговорить.
— Я не хочу говорить с тобой! — закричал я, чувствуя жжение от слез, стекающих по моим щекам. Я бросилась на свою кровать и начала плакать в подушку. — Я не понимаю. Почему ты просто не хочешь сказать мне правду! Кто-то просто должен объяснить мне!
— Она в реабилитационном центре, Эшлин.
Казалось, его слова отяжелели от вины. Я подняла голову, мои глаза были красными, в них отражалось замешательство. Хейли подняла свою упаковку салфеток с расширенными глазами.
— Ох? Что ты сказал, Райан? Я нужна тебе? Бегу. — Она неловко прошла мимо Генри и исчезла.
— Что? — пробормотала я. Мой желудок завязался в узел. Я сжимала подушку так крепко, что была почти уверена, что ее наполнитель выпадет от переизбытка давления. Я быстро заморгала, пытаясь взять под контроль свои мысли. — Что ты имеешь в виду под она в «реабилитационном центре»?
Его ступни опускались на
— Она стала пить намного больше, после того как обнаружили, что Габи больна.
— Она держала это под контролем, — прошептала я.
Он покачал головой.
— Нет. Не держала. На похоронах она сказала мне, что отправляется на трехмесячную программу. Она вернется на Рождество. Эшлин, твой приезд сюда не имеет ничего общего с тем, что твоя мама не хочет тебя. Это была идея Ким, потому что она хотела быть родителем, которого ты заслуживаешь.
Гнев пробежал через меня.
— Так отослать меня к человеку, который даже не заботится о моем местонахождении это ее выбор? Я могла остаться с Джереми! Он больше отец для меня, чем ты когда-либо был! — я ощутила во рту безжалостный вкус своих слов. Я ненавидела себя за то, что кричала их Генри, но он был здесь единственным. И было всегда так легко обвинить его во всех разочарованиях моей жизни.
Генри прочистил свое горло и тяжело сглотнул.
— Это забавно. Ты умоляешь, чтобы люди поговорили с тобой, объяснили тебе, потому что ты взрослая. Затем, когда тебя допустили к реальности взрослой жизни, ты внезапно превращаешься в пятилетнюю девочку, которой ты отрицаешь, что являешься.
Я знала, что он прав, но ненавидела сам факт того, что он может быть прав. Это было то, что причиняло боль пятилетней девочке. Каждая мысль, пролетающая в моей голове, была основана на идее сделать больно Генри. Потому что он причинял мне боль, тем, что был прав. Я не хотела, чтобы он был прав! Я хотела, чтобы он был никчемным отцом, который ушел!
— По крайней мере, я не предательница!
Его взгляд потускнел, и он отшатнулся, ошеломленный.
— Ты наказана.
Его слова не имели смысла для меня. Мог ли он наказать меня? У него осталось это право?
— Я собираюсь уйти сегодня. — Я скрестила руки на груди, сев прямо.
— Нет. Не собираешься. Так долго, как ты живешь здесь, ты будешь следовать моим правилам. Я устал от этого, Эшлин! — его голос повысился, посылая мурашки по моему телу. — Я устал от этого отношения. Устал от чувства вины. Я устал от чувства, что не могу спросить, куда ты собираешься, потом что это разозлит тебя. Я устал от всего этого. Да, меня не было, когда ты была младше. Меня не было рядом, когда ты нуждалась во мне больше всего. Я облажался. Но прямо сейчас? Прямо сейчас ты не можешь говорить со мной любым гребаным способом, каким хочешь. Сейчас я главный.
— Но...
— Никаких но. Следующие несколько недель ты ходишь в церковь, в школу и домой. Конец истории. Ужин через час.
— Я. НЕ. ГОЛОДНА!
— МНЕ. ВСЕ. РАВНО! — он спешно умчался, оставляя следы на ковре и хлопнув дверью, из-за чего я в раздражении крикнула в подушку.
Я сидела за столом, в то время как все снова молились. Мой складной стул все еще врезался в мои бедра, и я поерзала на месте.
Райан наклонился ко мне.