Любит — не любит
Шрифт:
Любит — не любит. Плюнет — поцелует.
— Что скажешь?
Так и хочется спросить: «О чём?»
Но этого нельзя ни в коем случае. Меня и моего антагониста вырвали из домов, поставили перед оракулом и требуют ответа на вопрос, которого не задавали. И попробуй, ошибись.
А если ошибёшься, тогда что? — не убьют же. Хотя, могут и убить.
— Что скажешь?
Надо же, второй раз спрашивают. После третьего раза молчать будет нельзя. Хочешь — не хочешь, изволь отвечать.
Ведун скосил глаза. Рядом фигура антагониста, с ног до головы закутанная в неразборчивую хламиду. Узнать бы, кто это. Может быть, это сосед, с которым сотню раз приходилось собачиться из-за всякой ерунды. А быть может, человек издалека, которого никогда прежде не видел, и вряд ли увидишь когда-то. Но сейчас он в том же положении, что и ты. Ему надо дать ответ на вопрос, о котором он не слышал, и о сути которого он не знает ничего.
Решать нужно основываясь на интуиции. Большинство людей знать не знает, что такое интуиция, думает, что это такое особое волшебство. А на самом деле это умение делать правильный вывод из почти незаметных примет. Но какие, к чёрту приметы, когда тебя упаковали в проклятый балахон и требуют ответа на неведомо что?
Ведун отчаянно прислушивался, может быть антагонист о чём-то догадался. Как же, догадается он! Стоит как истукан и за пределами слышимости тянет: «Ии-и-и!..» Что этот писк значит? Тут и впрямь надо быть вещуном, разбирать потаённые знаки природы и шёпот богов. Ведун, тот, кто знает, вещун — тот, кто говорит. Для него разницы нет, а окружающие сделают свои выводы. Знать бы какие…
Время истекло. Сейчас его спросят третий раз. Но уж этого он не допустит!
Ведун напружинился и что есть силы прыгнул. Фигляры на ярмарке совершали такой прыжок, называя его смертельной сальтой. Поселянам такие прыжки недоступны, в деревнях, чать, люди живут, а не козлы. Но когда жизнь прижмёт, то и козлом заскачешь. Одновременно с прыжком из глотки сам собой вырвался крик: «Да!».
С чем он соглашался, к чему призывал, об этом пусть судят жрецы, которых много собралось вокруг алтаря. Антагонист, оставшийся неподвижным, нарушил молчание. Теперь он в голос тянул своё «Ии-и-и-и!» — но и сейчас было неясно, что значит этот звук. Громко, это да, но и только.
Пятки ведуна ударились о дверь. О счастье, святилище было не заперто! Сонная стража по ту сторону дверей, болтается без дела. Несколько осёдланных коней пасётся неподалёку. А кого им ловить, ведь не было случая, чтобы ведун сбежал от оракула, давши ясный ответ на смутный вопрос.
Ведун вскочил на ближайшую лошадь. Вперёд, лошадка, вывози! Куда бежать, от кого? Неважно! От оракула… Пусть я буду тёмным вещуном, мне плевать!
Толстая ветка ударила в грудь, выбила всадника из седла. Ну и плевать. Беги, коняшка, уводи погоню. Да и есть ли за ним погоня? Лошадь ловят, а он-то кому нужен? Он своё «Да!» выкрикнул, чего ещё?
Вещун… ведун… теперь уже без разницы, как его ни назови, пополз в сторону. Ошмётки хламиды, удержавшиеся на плечах, неплохо скрывали его.
Вот и опушка. Дальше некошеный луг, сплошь заросший цветущим поповником. Девушки называют эти цветы ромашками.
Беглец сорвал один цветок, принялся отщипывать белые лепестки: «Любит — не любит?» — вот кому было бы не трудно отвечать на неведомый вопрос…. — «Плюнет — поцелует. К сердцу прижмёт — к чёрту пошлёт».
К чёрту бы послать все оракулы, сколько их есть на свете!