Шрифт:
Во всём лесу не было никого хозяйственней Бэллы. Она не только обихаживала окрестности, но в орешник за три версты не ленилась сбегать и на Карачарову гору за желудями. Орехи-то редко когда родятся, а жёлуди каждый год бывают. Говорят, дубы в наши краях сами не растут, а только саженые. Карачарова гора место особое, тысячу лет тому стояла там усадьба, в которой жил Кащей Бессмертный Он и насадил дубовый парк, принеся из дальних мест мешочек желудей. Время никого не щадит, помер и Кащей, а тысячелетние дубы только крепчают и каждый год засыпают землю вкусными желудями.
Туда и бегала Бэлла,
Пришлось устраивать ухоронки. Притащив очередной жёлудь, Бэла долго таскалась с ним, словно мультяшная героиня, пока не упрятывала его так, что сама порой не могла отыскать потайное место. Зато потом можно было отправляться за очередным сокровищем. А Соня и Дрёма тем временем безуспешно пытались найти хоть что-то.
— Хорошо тебе, — жаловались они, — ты вот какая упитанная, а мы так исхудали, без слёз глядеть жалко.
— Кто ж вас неволит? Пошли на Карачарову, там отъедитесь.
— Далеко. Ножки стопчем.
— Тогда худейте. Дело тоже полезное.
Время клонилось к осени, на полянах и в ельнике высыпало столько грибов, что страшно подумать. Тут даже Соня с Дрёмой растолстели и оделись в густые шубки. Но подворовывать Бэллины запасы не прекратили. Ворованное всегда вкуснее и питательнее.
К грибам Бэлла относилась с разбором. Сушила боровики и маслята. Подберёзовиками пренебрегала. Сушёный подберёзовик иссыхает до невесомости, грызть там нечего. А подосиновик горчит, что Бэле не нравилось. Казалось бы, собирай грибы сколько влезет, но соседки предпочитали красть чужое. С ними Бэла разобралась решительно. Есть в чаще гриб-горчак. С виду не то белый, не то подберёзовик, но вкус у него такой горький, что беда, тому, кто куснёт. За день не отплюёшься. Сушить грибы Бэллла приспособилась так: на ветку накалывала молоденькие боровички, а последним — горчак. Воришки хватают крайний грибок, а потом мечутся, жалуясь на скверный вкус. Горчак не ядовит, но тем ужасней спрятанная в нём горечь. Бегай, жалуйся, на саму себя.
Утренние заморозки сменились дневными морозцами. Соня и Дрёма натаскали в свои гнёзда сухого мха и старались наружу не вылезать. Бэлла устроила домик в глубоком дупле и тоже натаскала туда мха и прошлогодней шерсти. Но каждое утро она выбиралась на воздух, проверяя окрестности. Пока не выпал глубокий снег, в сосняке изредка попадался польский гриб, который так и дожидался первой метели. На вкус он был кисловат, но в сушке не хуже белого. Будет чем встретить голодную зиму.
А зима и впрямь выдалась суровая. Морозы Бэлле с её густой шубкой были не страшны — хватало бы корма, а запасов у Бэллы наготовлено преизрядно. К тому же и шишки, еловые да сосновые на ветках не переводились. Сосновая шишка — не лучший обед, но пока семена не вылетели — жить можно. А если в гнезде лежит запас желудей, то и вовсе превосходно.
Одно беда — соседки. Утром Белла выскочила на мороз, забралась на старую ель, расшелушила десяток шишек и отправилась домой, предвкушая, как на закуску
— Пусти! — верещала Дрёма. — Что я тебе сделала?
— Ты мой запас сожрала, а я тебя сожру! Где мои орехи?
— Не было там орехов! Ну, подумаешь, парочку желудей съела… а ты ухо драть…
Орехов и впрямь в этом году было не наготовлено, но желудям и сушёным грибам урон был нанесён изрядный. И главное — дупло. Воровку Бэлла гнала через весь лес, вцепляясь то в уши, то в загривок, пока та не юркнула в своё гайно, кое-как слепленное в сосновой развилке. Потом, делать нечего, Бэлла вернулась поправлять свой дом. А поправлять было что. Клочья линялой волчьей шерсти, что помалу собирались осенью, разнесло ветром по всему лесу, так что не соберёшь, сухой мох смёрзся, и не грел, а холодил тельце. Сушёные грибы, стащенные в дупло, отсырели, желудей осталось совсем немного. Укрывшись хвостом Бэлла кое-как избыла морозную ночь, а утром отправилась искать ухоронки, не слишком плотно засыпанные снегом. Кое-что удалось найти, Часть желудей была разбросана по насту. Ещё бы, Дрёме не приходилось таскать жёлуди по одной штучке с Карачаровой горы. Ей чужих трудов не жалко.
Привела дом в порядок, умудрившись не слишком далеко отбегать от дупла. Ни Сони, ни Дрёмы за весь день не видала и не знала, где и чем развлекались воровки.
А Дрёму она увидела на следующий день утром. Ночь выдалась на редкость холодная, но Бэлла пережила её легко, укутавшись в подсушенный мох и укрывшись сверху хвостом. А Дрёма не смогла спрятаться в разорённом гнезде и замёрзла ночью. Она сидела на ветке возле Бэллиного дупла, шкурка серебрилась инеем, и ничего живого в её позе не оставалось.
Бэлла столкнула бывшую соседку с ветки и побежала искать ухоронки, о которых смутно помнила, что они должны быть где-то поблизости. Было так, прячешь жёлуди или орехи и радуешься, что грабители их не найдут. А приходит пора, и сама не можешь отыскать, куда засунула наготовленный припас. За этим занятием застала Бэллу Соня, притащившая известие о гибели подруги.
— Да уж знаю, — проворчала Бэлла. — Я ей малость шкуру порвала, вот она и застыла на морозе.
— За что же так?
— Не будет без спросу в чужой дом лазать. Все жёлуди пораскидала.
— Так ведь кушать хочется.
— А ты что летом делала? Лапки берегла?.. Вот и терпи теперь. На сосне, вон, шишек полно, их и грызи.
— Не сытные они.
— Я тут не причём.
— Бэллочка, поделись. У тебя вон сколько.
Бэлла как раз раскопала одну из уцелевших ухоронок, где лежал десяток желудей. Один жёлудь Бэлла откатила голодной подруге.
— Вот тебе подарок и не вздумай больше просить. В клочья разорву. Беги в деревню, там в кормушке подсолнечное семя должно быть. Поторопись, пока синицы всё не склевали.