Любить нельзя отвергнуть
Шрифт:
— Что значит не больше? — поинтересовалась я и сделала попытку забрать свои ножки, но не получилось. Они продолжали лежать на коленях мужчины, а он задумчиво их гладил.
— Священного огня не существует, ведьм сжигают на обыкновенных кострах, но они иначе реагируют на открытый огонь. Простая кожа, как у любого нормального человека, как у тебя Дарина, — уточнил он, — краснеет, у ведьмы — она чернеет и обугливается. Не сразу, конечно, просто обжечь ведьму нельзя, она достаточно стойка к огню, но через некоторое время всё же сгорает.
Я нервно сглотнула и кинула. Да, тот день я буду помнить долго. Служитель в храме брал мою кровь и изучал её, но Посланцы, совершенно не церемонясь, занесли мою руку над священным огнём и со спокойными лицами наблюдали, как на моей коже появлялись страшные ожоги.
— Давно ты видишь подобные сны?
— Граф Тарин, будьте любезны, покиньте мою комнату, — как можно спокойнее сказала я, хотя голос срывался на комариный писк и ясно выдавал моё волнение.
— Дарина…
— Тин, мне нужно одеться. Я скоро спущусь вниз.
Он последний раз провёл рукой по моим обнажённым ногам, смутив меня окончательно, поднялся и вышел из комнаты.
— Дядюшка, что он тут делает?! — тут же зашипела я. — В моей спальне! Я не одета…
— Дарина, милая, успокойся, — примирительно ответил он. — Тин пришёл ко мне по своим делам, мы пили чай, а затем услышали твой крик. Он волнуется за тебя, не стоит гневаться на него за заботу.
— Заботу? Дядюшка, мне не понятны причины его внимания.
— Ох, Дарина, тебе нужны причины? Так одевайся, спускайся вниз и спроси, — уже раздражённо произнёс он, развернулся и ушёл. Спросить? Что за вздор?!
— Тара!
Через несколько минут я уже спускалась в низ. Стол был накрыт для завтрака, горячий чай, пироги с отвратительной капустой, которую я даже на дух не переносила, кексы и свежее печенье.
— Дядюшка, граф, — кивнула я присутствующим. Прошла и села на своё место.
— Так что касается моего вопроса, — без прелюдий начал Тин. — Я желаю знать, как долго вас мучают кошмары?
— Граф, вы бы определились, как обращаетесь ко мне или же на "вы", или фамильярное "ты"? А то признаюсь, я путаюсь, — недовольно пробубнила я, не желая обсуждать ведьм и костры.
— Дарина, ты ответишь на вопрос? — спросил Тин.
Я недовольно скривила губы. Взяла чашку, отпила немного горячего чаю, но мне хотелось прохладного сока польхи. Горло до сих пор саднило от дыма.
— Два года.
— Ты проверяла, это видения будущей смерти или ты переживаешь сожжение вместе с ведьмой?
— Нет, не проверяла, — ответила я. Одно время я действительно хотела разобраться и узнать, что же такое я вижу. Информация о сожжённых ведьмах была открытой, а мои сны очень яркими, чтобы сопоставить факты и узнать истину, но я опасалась привлекать к себе внимание. Обо мне и так ходили слухи по всему княжеству. Правда все думали, что меня прокляла ведьма, но всё равно, служитель Иллирии настоятельно просил не искать причин. Посланцам достаточно лишь намёка и затащат на костёр любого. Хотя, леди Хассилинскую вряд ли… но к чему рисковать?
— Всегда на рассвете?
— Иногда ночью, но… редко. Тин, я не могу это обсуждать… мне нужно сходить в храм, — прошептала я, поднимаясь из-за стола, но была остановлена рукой дядюшки.
— Зачем?
— Я чувствую себя грязной… мне нужно исповедаться.
Дядюшка покачал головой.
— Милая, Служитель тебе не поможет, а вот создать проблем вполне может. Тин, что ты думаешь?
— Не знаю, первый раз вижу подобное. Ожоги остаются всегда после этих снов?
— Нет, только в последние два раза. Сегодня сильнее, чем было в предыдущий… честно говоря я боюсь, — едва слышно прошептала я. Почему я чувствую себя словно на суде? Может быть, потому что эти двое взрослых мужчин сидят и решают мою судьбу и при этом строят озабоченные и грозные лица?
— Во время последнего разговора со Служителем, я высказывала опасения, что могу проснуться с опалёнными волосами или обожжённым лицом, он ответил, что мои страхи напрасны, что это просто наваждения, но сейчас… сейчас я уже так не думаю.
Вернулась на своё место, взяла в руки чашку. У дядюшки был изумительный фарфор, он прекрасно занимал мои руки и скрывал нервную дрожь.
— Я до сих пор чувствую запах гари, слышу крики толпы. Они словно безумные желают смерти… Никогда не видела, как сжигают ведьму, но уже сотни раз стояла у позорного столба.
Закрыла глаза, ощущая, как по щекам потекли слёзы.
— Боюсь умереть во сне.
Почувствовала тёплые, утешающие руки на голове, поцелуй в волосах. Я откликнулась на ласку дяди, уткнулась носом в пахнущий свежестью камзол и обняла его. Дома все знали о моих кошмарах, не знать было невозможно, но и сёстры, и дядя предпочитали относиться к ним как к просто дурным снам, не более, и ни разу я не видела от них утешения. Да и не стремилась я делиться своей болью, страхом с родными, честно говоря. И сейчас, когда пожалуй первый раз за всё время я осознала, что сны мои становятся материальными, стало страшно. Очень.
— Ох, граф Тарин! — услышала я изумлённый голосок Лини. Подняла голову и увидела, что обнимаю вовсе не дядюшку, а Тина! Тут же отпрянула от него и спрятала руки за спину.
Лини прошла в холл и склонилась в реверансе, а так как одета она была в домашнее платье, получилось не слишком эффектно, да и зачем она его делала не понятно. Её статус позволял лишь кивнуть графу, а неумелый реверанс тут был совершенно не к месту, и даже на проявление уважения гостя не тянул. Но сестрёнку это, похоже, не волновало, она светилась как светлячок и не отрываясь смотрела на Тина восторженным взглядом, нисколько не смущаясь того, что я только что его обнимала.