Любитель историй
Шрифт:
приговором, который незамедлительно приведут в
исполнение.
– Нет… ни за что, - нисколько не сомневаясь в своей
правоте, упрямо повторил Рик. – Мы так не договаривались.
Мы хотели сбежать, скрыться, но никак не предавать
память отца. Ты разве забыла?!
– К дьяволу все разговоры! – рявкнула Клер. – Ты слишком
мал, чтобы мне перечить. Дело принимает серьезный
оборот, и я лишь хочу спасти твою жизнь. Так что отдай
мне
потерянных жизней. – Девушка хотела указать на соседнюю
комнату, где как символ ужасного предзнаменования все
еще висело тело Терси, но в последний миг передумала.
Вырвавшись из душной комнаты, Рик остановился на
пороге, обернулся. В его руке мелькнула книга в кожаном
переплете с красной тесьмой.
– Ты зря опасаешься, я сам разберусь с мистером Сквидли.
Слышишь? Сам! И не надо требовать того, чего я не в
состоянии изменить!
– Стой, - Клер потянулась к брату.
Отступив вглубь коридора, Рик продолжил:
– Я взрослый. Не надо делать из меня ребенка и строить
никому не нужные запреты. В отличие от тебя, у отца это
получалось гораздо лучше!
– Что ты такое говоришь? – медленно прошептала Клер,
пытаясь угадать мысли брата. Никогда раньше она не
видела его таким возбужденным.
– Это, - Рик указал на книгу, - память об отце.
Единственное живое доказательство его морского
прошлого. Его путешествий. Доказательство того, что он
был не таким, каким мы его знали. Совсем другим: добрым,
смелым, непримиримым…
Клер слушала и не верила своим ушам: с ней разговаривал
кто угодно, но только не ее брат.
Рик улыбнулся:
– Не бойся, сестренка. Дай мне пару дней, и я избавлюсь от
мистера Сквидли и ты будешь вспоминать о нем не иначе
как о ночном кошмаре.
– Безумие… - единственное, что смогла вымолвить Клер.
– Нет, это победа, - торжественно произнес брат. – Я знаю
его секрет. Я смогу одержать верх, над этим морским
волком. А если не смогу, то мне помогут…
– Кто?
– Отец!
– Что? Рик, о чем ты говоришь?!
Но брат ее уже не слышал. Исчезнув в коридоре, он
больше не произнес ни слова. Клер хотела его остановить,
но столкнулась с непреодолимым сопротивлением чего-то
неведомого. Когда она, потрясенная, но еще сохранившая в
себе чуточку силы, вскочила со стула, кто-то или что-то
отбросило ее назад.
– Рик, прошу, остановись. Ты заблуждаешься! – Но брат
был далеко.
Она повторила попытку, и снова невидимая стена
продемонстрировала свою мощь. Клер била руками,
царапала, молила, однако преграда стойко выдержала все
нападки.
Лишь через пару минут, она сбежала вниз по лестнице,
выскочила на улицу, но Рика и след простыл. Она не знала,
куда он ушел, не ведала - кто или что пыталось их
разлучить. Она была уверена только в одном: теперь ему
угрожает смертельная опасность.
* * *
– Проходи, садись, - уверенный, спокойный голос не
просил, а приказывал. Так как это бывало всегда.
Мистер Лиджебай имел над сыном неограниченную
власть. Достаточно было одного слова, чтобы отпрыск
безоговорочно исполнил любые его требования. А когда в
голове родителя рождалось новое правило, отцу было
необходимо только единожды произнести вслух запрет или
ограничение, чтобы оно навсегда врезалось в юношескую
память.
Оказавшись в кабинете, Рик остановился на своем
привычном месте у двери. В комнате отца было все как
прежде, с одной только разницей – сейчас перед столом
стояло глубокое, обитое темно-красным бархатом кресло и
небольшая скошенная парта.
– Садись, - настойчиво повторил отец.
Переборов волнение Рик погрузился в кресло,
почувствовав ладонями шероховатую поверхность резных
подлокотников.
– Достань мою книгу.
Юноша не стал перечить отцу.
Пристальный взгляд Лиджебая неспешно скользил по
отпрыску. Призрак не торопился продолжать.
– Не смотри на меня, - резко отрезал отец.
Опустив глаза, Рик виновато уставился в испещренную
порезами и трещинами поверхность парты. Как он только
мог забыть правило двенадцать и шесть шестых?!
– Простите, больше такого не повторится, - коротко ответил
сын. Отец обожал, когда с ним общались как со старшим по
званию.
– Моя книга, она все еще с тобой?
Рик кивнул, не поднимая взгляда.
– Открой ее на первой странице. Возьми перо, макни в
чернильницу.
В правом верхнем углу парты возникло углубление, в
котором обнаружилась широкая стеклянная чернильница, а
рядом лежало гусиное перо.
Не став удивляться, сын повиновался.
Первая страница отцовской книги также преобразилась.
Она была девственно чиста. Ни единой строчки, ни следа от
ровного почерка.