Люблю трагический финал
Шрифт:
Наконец он отцепился, оставив на гвозде клок розового длинного синтетического ворса. Цвет-то шубы Федорыча как раз не смущал… Может, потому что уже много лет Федорычу-Сивому не доводилось видеть себя в зеркале… Не было ни возможности такой, да и как-то в голову не приходило. Хотя эта лохматая шубенция, украшавшая лет тридцать назад, в эпоху модного нейлона, плечи какой-нибудь шикарной красотки, выглядела на Федорыче преуморительно… Во-первых, была она точно в тон его сизо-розового алкоголического носа… И вкупе с жутко лохматой, нечесаной головой и маленьким ростом давала эффект этакого барабашки, «розового чуда»… Нечто среднее между мультфильмовским домовенком Кузей
Во всяком случае, когда Федорыч выползал в своем наряде из подвалов на свет божий, случайно наблюдающие это явление прохожие торопели. А потом долго оглядывались, а некоторые даже терли глаза и пытались себя ущипнуть.
Но нынче Федорычу-Сивому не нужны были подвалы, из которых его вечно гнали более могущественные конкуренты. Нынче Федорыч-Сивый нашел себе чердак.
Произошло это случайно, можно сказать, чудом. Видно, судьба сжалилась: решила не дожимать кашляющего, пропитого и вшивого Федорыча… Изгнанный из подвала и отчаявшийся найти себе на ночь приют, Федорыч забился на верхний этаж и сидел, скрючившись, привалившись к стене… С тоской ожидая, что вот-вот его заметит кто-нибудь из жильцов, поднимет вой, вызовет ментов — и его выдворят и отсюда…
(Последнее время городские власти и всевозможный торговый люд брали на учет все больше и больше укромных уголков, дававших прежде приют бездомным. Вместо обшарпанных московских домов, с отворенными настежь, описанными подъездами, возникали отреставрированные — с закрытыми крепко-накрепко стальными дверьми и электронными кодами.)
Надежда устроиться на ночь поудобнее, понадежнее таяла с каждым часом…
Внизу хлопнула дверь… Кто-то не спеша поднимался наверх… Второй этаж, выше… Ах, паскуда, неужто дойдет до последнего?!
Конечно, под крышу вряд ли кто будет подниматься без дела… А какие тут у нормального человека могут быть дела?! Но Федорыч знал, что его легко можно обнаружить и не видя — хоть с первого этажа, хоть с улицы даже… Как это происходит, он не понимал… Но его всегда обнаруживали! Знающие люди объясняли ему, что находят его по запаху. Мол, исходит от Федорыча такой сильный, застарелый, кондовый запах, что не почувствовать его может разве что мертвый…
Сам Федорыч этого запаха не ощущал и не очень этим россказням про запахи верил… Но что находили его довольно часто, когда он вовсе не ожидал, — это да, так бывало…
Вот и сейчас кто-то все поднимался и поднимался наверх…
Вздыхая и кряхтя, Федорыч повернулся, чтобы устроиться поудобнее… И вдруг почувствовал, что стена, в которую он уперся плечом, в буквальном смысле проминается…
Сначала Федорыч решил, что у него глюк — дом-то был старый, толстенный, дореволюционной постройки, ну как он, такой, мог проминаться? Видно, Сивый настолько страстно желал раствориться, стать незаметным, чтобы его хоть на ночь оставили в покое, что навязчивая идея стала воплощаться в реальность, по крайней мере, в его воспаленном воображении…
Однако глюк не проходил.
А стена, продолжая крошиться, проминалась под тяжестью его тела, как стенка картонной коробки из-под бананов, из которых Федорыч когда-то строил себе домик на свалке… Крошилась и ломалась — до тех пор, пока в стене не образовалась настоящая, довольно внушительных размеров дыра…
Все было похоже на волшебное происшествие в каморке папы Карло… И объяснялось, по-видимому, тем, что верхние этажи многих двухэтажных толстостенных дореволюционных домов наспех надстраивали в тридцатые годы, пытаясь решить квартирный вопрос. И если несущие конструкции при этом скороспелом строительстве еще и отличались некоторой прочностью, то иные менее существенные перегородки делали чуть ли не из гипсолита… И теперь от постоянно протекающей крыши такая перегородка отсырела и не выдержала неожиданного натиска… Ведь, кроме Федорыча, на запаутиненном, всегда пустынном лестничном последнем — дальше только крыша! — пролете никто не пытался проверять ее на прочность.
Разумеется, все эти сложные соображения нисколько не занимали Федорыча-Сивого. Он работал, самозабвенно расширяя образовавшуюся дыру. И вскоре уже смог протиснуться сквозь нее внутрь… В темноту пахнущего паутиной чердака, который до этого времени был для Федорыча абсолютно недосягаемым и о котором он мог только мечтать…
Темно здесь было, жуть… Если на улице за узкими чердачными окнами тьма была немного подсвечена фонарями, то здесь хоть глаз выколи… Впрочем, этот недостаток оказался явно несущественным (ну, не книжки же Сивый собирался читать!) по сравнению с другим: крыша здесь, очевидно, протекала, и чердачное помещение, в которое столь чудесным образом попал Сивый, было, мягко говоря, отсыревшим. Мечта оказалась подмоченной, в буквальном смысле…
Федорыч попробовал устроиться в каком-то укромном уголке, но плесенная сырость стала пробирать его почти сразу. Все-таки был он уже староват для таких условий. Кости сразу заныли. Что угодно, как говориться, только чтоб было сухо. И он двинулся дальше, благо двигаться было куда…
Наткнувшись на дверь с каким-то проволочным крючочком, Федорыч благополучно ее преодолел и продолжил свое путешествие по запаутиненной, пребывающей во тьме анфиладе чердачных помещений, отмечая про себя, что местность становилась все суше и, стало быть, комфортнее.
Потом была еще дверь… Впрочем, Сивый сбился со счета — у него давно уже были проблемы даже с самыми простыми арифметическими действиями. Но очевидно было, что крыша здесь уже не протекала. И надежда, что скоро станет совсем сухо и комфортно, была вполне реальной…
Так, пробираясь на ощупь между всяческого чердачного хлама, Федорыч-Сивый и зацепился в конце концов своей лохматой шубой за гвоздь… Освобождаться пришлось долго.
Эта борьба за свободу так его сморила, да и ночь уже была столь поздняя, что Федорыч решил прекратить дальнейшие исследования неизвестной местности, то есть заснуть прямо там, где стоит. Тем более что, сделав еще пару шагов, наткнулся он, больно стукнувшись коленкою, на какое-то подобие дивана… Было здесь, конечно, не жарко, как, скажем, у труб котельной, но все-таки не так сыро, холодно и промозгло, как на улице. Да и Федорыч все-таки был в своей шубе… Которую если и снимал с себя когда, то уж, конечно, не перед сном, а в конце сезона…
В общем, устроился Сивый в своей шубейке на этом невидимом во тьме ложе, свернулся калачиком и захрапел, как храпят пьяницы и простуженные — совершенно оглушительно и беспробудно…
Продрав глаза, Сивый попробовал выяснить, где он, что он и все такое… Обычно, однако, просыпаясь, приступать к таким сложным воспоминаниям он не спешил…
Понял только, что утро, потому как увидел: сквозь мутное чердачное окно прорывался дневной свет… И вдруг припомнил вчерашнее: как получилась неожиданно дыра в стене — и он попал на пустой закрытий чердак, который… Это надо! — Сивый даже задохнулся от такой удачи — чердак может стать его домом! Вспомнил, как зацепился за гвоздь, как нашел какой-то диван… Федорыч похлопал ладонью рядом с собой — и вправду матрас какой-то — вот так подфартило! Он повернулся и…