Люблю. Ненавижу. Люблю
Шрифт:
Фуат вздохнул и поглядел на приближающийся город в дымке тумана. Агент Шамшаркин, похоже, пропал тут навсегда, снова пришло ему на ум.
– Впрочем, не факт. – Фуат включил радио и дождался прогноза погоды.
Смеющийся негр в разноцветной хлопковой шапке привлек внимание Фуата... Негр ехал ему навстречу на пожилом «Линкольне» – на пару с какой-то толстой бабой. Странная парочка свернула в лес, и сразу же раздался визг тормозов... Фуат вывернул шею, провожая их изумленными глазами, и сам едва не угодил в овраг. Остановив машину, он вытер пот со лба и закурил.
Итак,
В ночь на католическое Рождество в небе над Тапой взорвался самолет.
Довольно старый «Боинг», взятый в аренду одной из частных авиакомпаний, совершал чартерные рейсы и был приписан к Таллинскому аэропорту.
Фуат вздрогнул – мимо из леса снова проехала та же парочка – уже обратно... Баба хохотала!
– О, господи, – пробормотал Фуат.
Итак, продолжим...
В «Боинге» был всего пятьдесят один пассажир плюс два пилота, три стюардессы и бортинженер. Итого, пятьдесят семь человек, включая фельдъегеря по фамилии Орлов, везущего «дипломат» с документами из российского консульства. Фельдъегеря сопровождал полковник ГРУ в отставке Виктор Хаверь.
Катастрофа произошла ночью... Видимо, совсем небольшой взрыв в хвостовой части позволил пилоту какое-то время удерживать «Боинг» в воздухе, и самолет не сразу развалился на три неравные части на небольшом болоте в середине тапского леса.
Спасатели отметили, что сохранность тел после крушения была феноменальной. Все пристегнутые пассажиры умерли, получив травмы, несовместимые с жизнью, при этом тела оказались без особых при такой аварии повреждений. А младенец на руках матери выжил и до сих пор находился в больнице лишь потому, что остался полным сиротой...
Фуат взглянул на часы, они показывали шесть вечера.
На месте катастрофы среди трупов не были обнаружены: американский гражданин эстонского происхождения – Хэнк Лихута и полковник ГРУ в отставке Виктор Хаверь, который сопровождал фельдъегеря с секретными документами. У фельдъегеря Орлова отсутствовала одна рука, та, к которой был пристегнут наручником «дипломат».
Через час Фуат въехал в город... Медленно, не останавливаясь, он пересек Тапу, запоминая улицы, на которых почти не осталось примет прошлого. Остановился он в другом конце города, именно там ему предстояло легализоваться в соответствии с приказом.
«Частная лодочная станция» – значилось на голубой вывеске над чугунными воротами, за которыми стоял небольшой домик с двумя приветливо горящими окнами... Ветер противно завывал в трубе над покатой крышей. Фуат набрал побольше воздуха в легкие и засвистел мелодию из «Тореадора», ту самую, известную каждой собаке.
Легализация должна была произойти в ближайшие полчаса... Серый грязный кабысдох сидел на дороге и смотрел круглыми вытаращенными глазами на незнакомую машину и агента в ней.
Агент Фуат подъехал прямо к воротам и через минуту уже стучался в закрытую дверь лодочной станции. На пороге возник пожилой, лысый, с огромным брюхом человек.
– Ну? – неласково спросил он по-эстонски. – Чего тебе надо, хмырь болотный?...
Фуат, ни слова не говоря, отодвинул его плечом и вошел внутрь.
Через полчаса от лодочной станции
Спецслужбы
Таллин, улица Дождя, неприметное здание с бесцветными окнами. В закрытом кабинете на втором этаже сидит и вздыхает клерк... На мониторе плазменного ПК перед ним – схема аварии «Боинга». Того самого «Боинга», который свалился в болото в центре тапского леса на прошлое католическое Рождество.
– Фельдъегерь с «дипломатом»... прикрученным к руке наручником, – тихо ворчал он, глядя на экран. – И где его рука с «дипломатом»?! Черт!..
Клерк некрасиво сморщился и добавил мерзким дискантом:
– Хотел бы я знать... на какой икс понадобилась кому-то эта самая рука? Ну, взяли б дипломат... печатку сняли бы, но руку-то... зачем?... На какой икс им – рука фельдъегеря предпенсионного возраста?! Черт!..
На улице Дождя вдруг пошел дождь со снегом, весьма похожим на град. Из здания с непрозрачными стеклами вышел одетый для холодной погоды клерк и, перебежав дорогу, сел в ветхий «Мерседес-144» цвета спелых помидоров и отъехал в сторону Тапы.
Фамилия клерка была Шипп, и выглядел он весьма отдаленным красавцем, в общепринятом смысле этого слова. Издали – ничего, а вблизи – испугаешься. Хотя на вкус и цвет, сами знаете, – ни-че-го а-на-ло-гич-но-го не бывает.
Эстонский клан бостонской мафии
Красный чай в пиале на краю дубового стола... Тапа, центр, фешенебельный район, дом из числа отгроханных до войны – с евроремонтом и охраной. За столом в кабинете сидит Дед...
Дед – это не родственная категория и не принадлежность к парочке внуков и седым детям... Глава национальной мафии – вот это кто такой.
Дед, цедя сквозь зубы, с отвращением допил душистый и бархатный чай.
– Уравновешенность приходит с возрастом. – Он с грохотом поставил пиалу и вытер пот со лба.
Дед был на вид типичный сорокалетний эстонец (на самом деле – намного старше) – длинный, похожий на моль и бесцветный... Когда-то Дед сидел в Казахстане в колонии общего режима, по серьезной экономической статье, именно оттуда – чай в пиале, лукум и халва в глубоком блюдце...
То, что в упавшем самолете не обнаружили американского гражданина эстонского происхождения Хэнка Лихуты, не давало Деду покоя с самого католического Рождества. Дед был приверженным и строгим лютеранином, и пропажа одного из бостонских сподвижников для него была равнозначна потере указательного пальца... Дед покосился на компрессионный перелом родного ему пальца на левой руке и вздохнул: Хэнк Лихута с Бостонщины был самым удачливым мошенником на протяжении всего существования эстонского клана бостонской мафии.