Любовь больше, чем правда
Шрифт:
— Ага, вот в чем дело, — наткнулся он наконец на знакомую фамилию: — «Внимание: всегосударственный розыск. Знающего о местонахождении Кати Андреевой, 90-60-90, рост выше среднего, блондинка, прошу срочно сообщить мне — Костасу Пилеменосу, любящему страстно и безнадежно до востребования…»
Святой Отец запустил пятерню в бороду:
— Господи, ты все-таки настаиваешь на этом решении. Я должен помочь им воссоединиться, и ты тогда меня освободишь от любви к ней.
И с огромным облегчением откланялся
— Усек…
И вновь налег было на весла:
— Немного же требуется во искупление…
Но только произнес он эти слова, лодку тут же, играючи, поднял на свой белый гребень сам девятый Ваал. И Святому Отцу, оказавшемуся вдруг под кучевыми облаками, не показалось мало. Увы, лодка не вознеслась рай. Зависнув на мгновение в небесах, она со страшной скоростью рванула вниз, в беснующийся кипящий ад.
В щепки разлетелись борта и днище. Под Святым Отцом чудом остались лишь деревянный киль да обломок весла.
— Не доплыть мне, однако, без подручных плавсредств, — путаясь в рясе, сообразил Отец Прокопий. Доведя же мысленный процесс до логичного завершения, снял с себя вериги и крест на крест связал морским узлом полувесло с килем. Улегся на них своим пивным брюхом и тяжело погреб против ветра, медленно проталкивая утлый плот к берегу.
Шесть часов греб Отец Святобартерный по студеной воде. Ему инквизиторски крючило пальцы. Сводило судорогой шею. Слипались от невыносимости существования веки. Хотелось послать все к черту. Но бог постоянно напоминал ему о себе молниями и электрическим разрядами проплывающих мимо скатов.
И догреб-таки Святой Отец до прибрежных рифов. И выбиваясь из последних человеческих сил, выполз на берег. Не далее.
Его мокрую тушу тут же приметил сын рыбака:
— Гляди, тятя. Дохлый дельфин.
Рыбак, прикинув опытным взглядом, поправил:
— Не такой уж и дохлый. Да и не дельфин это вовсе. Ну-ка, давай зыркнем по карманам…
Они подбежали к нежданной добыче и обомлели:
— Да, это же поп натуральный непотрошеный…
— Поп, поп, — подтвердил теряющий сознание Святой Отец, — слушайте и запоминайте…
Рыбак, облегчая недоутопшего от излишков воды, со всего маха пнул его под ребра:
— Громче бормочи, причитала…
Глаза святоши полезли на лоб:
— Заклинаю богом. Кто-нибудь. Сообщите Костасу, что Катя здесь — Фиалковая улица 34… Запомните, Фиалковая улица 34… Костасу Пилеменосу — Фиалковая улица 34…
Повторив адрес в третий раз, Святой Отец замолчал и, нахмурившись, отдал богу свою искушенную мирскими делами душу.
Рыбаченок покривился и сплюнул против ветра:
— Чего это он нес, тятя? Может, он шпион или морской диверсант?…
— Да бредил он, сынок, — прикрыл рыбак глаза и пузо Отцу Прокопию, — Такое бывает от переохлаждения…
— Тятя, тятя, — потянул отца за рукав рыбаченок, — поп уж совсем помер, а галстук на нем все еще новенький…
— Такова жизнь, сынок. Одежда умирает последней, — скорбно заключил отец, прикарманивая.
25. «Набат»
— Штормит, — сказала сама себе Катя, утешившись горячим кофе и поглядев на тяжело надвигающиеся со стороны моря тучи.
К ней подошел хозяин заведения, подтвердил:
— Совсем погода испортилась… Всех клиентов как ветром сдуло. И хорошо, что у тебя сегодня выходной. Делать-то все равно нечего…
Он потихоньку принялся убирать столики и стулья. Катя поднялась:
— До завтра. Не беспокойтесь: наладиться все и с погодой, и с клиентами…
Хозяин глянул в сторону городской церкви:
— Дай-то боже…
Она вышла из кафе. Несмотря на скверный прогноз метеорологов, ступила на привокзальную улочку, ведущую в противоположную от дома сторону:
— Авось, пронесет эти тучи мимо города…
Прогуливаясь, Катя раскланялась с несколькими завсегдатаями ее станционного заведения, мигрирующими в этот день из дома в дом:
— Добрый день…
— Привет, Катюша…
И с их женами:
— Здравствуйте…
— До свидания…
Посетила подвернувшиеся под ноги гастроном и галантерею. Повертела в руках коробки с детским питанием. Помяла пеленочный материал. Попробовала на зубок соски.
Заглянула и в соседний, единственный в городке зоомагазин. Поглазела на щекастых хомячков и болтливых канареек. Показала язык мартышке по кличке «Долорес». Приценилась к черепашке, но купила пока только книжку «Жизнь без спешки», том первый «Большая кладка».
Выйдя из зоомагазина, Катя вздохнула. Домой по-прежнему не хотелось. Только подумав о своей комнатке, она сразу вспоминала тот сон: скорый поезд, букеты цветов, любезного старика Пилеменоса, родителей, Айшу, Чикиту, Большого оленя, Долорес, Мойшу, Отца Прокопия с кадилом, Костаса в кресле-каталке, Костаса, призывно выписывающего вензеля…
Катя еще поскиталась по пустынным как перед грозой тротуарам. Прошла мимо городской бани, в которой сегодня был мужской день. На каком-то углу выпила вторую, а затем и третью чашку кофе без кофеина. На центральной площади перечитала на афишах весь репертуар местного драмкружка: «Мертвые уши», «Бармен-сюита», «Отелло и Джульета…»
На нее вновь самопроизвольно нахлынули воспоминания. Афиши столичных театров. Программа телевидения на неделю: «Четверг. 20.20 — Популярная игра „Угадай обезьяну“». Съемочная площадка. Костас в свете прожекторов. Восхищенные телезрители…