Любовь больше, чем правда
Шрифт:
— Катерина, Катенька, Катюша…
Руки Чикиты, полные лекарств, так и опустились.
Молодой человек однако этого не заметил:
— Катюшик, Катюнчик…
Большой олень вплотную к Чиките.
— А остальные? Куда делись остальные? — в один голос обрушились на инспектора Рони, Джони, Долорес и Мойша.
— Второго ребенка Блонди подкинула в оставленную без присмотра полицейскую машину. Мамаша напутствовала мальчика такими словами:
— Лови воров. Пусть мой ребенок искупит нашу с отцом вину…
Тут
— Ни приемных родителей, ни самого этого ребенка я пока не обнаружил…
— Ох, — неожиданно лишилась чувств Рони.
— Какая мягкая, — удивился Мойша, пытаясь удержать ее от сползания на пол.
— Мне уже лучше, — пришла в себя Рони, почувствовав на талии заботливую руку бросившегося на помощь супруга, — Спасибо, Джони. И вам, Мойша…
— Ничего, — кивнул Мойша и нетерпеливо толкнул в бок невольно заглядевшегося на мать Гнудсона. — Продолжайте же…
И Гнудсон продолжил:
— От третьей девочки Блонди пришлось избавляться в очень спешном порядке. Жора действительно вышел на след Блонди с топором в руках. И чтобы сбросить его с хвоста, нечестной матери пришлось забежать в фешенебельный район, где портрет ее мужа с надписью «Разыскивается» украшал каждый фонарный столб.
Пытаясь отдышаться, Блонди спряталась за подъехавшим к одной из гостиниц грузовиком. В него закантовывали бесчисленные вещи какого-то богатого постояльца. И когда грузчики отвернулись, Блонди выхватила из кучи первую попавшуюся вещь. Это была скрипка в футляре.
Блонди положила в футляр девочку, украв саму скрипку для отмазки своей протяженной ночной прогулки перед куркулистым Жорой…
И эту девочку мне найти не удалось. Может быть она задохнулась в футляре, и ее попросту выбросили на помойку. Кто знает…
— Ох, — неожиданно лишилась чувств Долорес.
— Какая легкая, — изумился Джони, подхватив на руки пушинкой закружившуюся было Долорес.
— Мне уже лучше, — пришла в себя Долорес, почувствовав быстрое приближение супруга, — Спасибо, Мойша. И вам, Джони…
— Ничего, — кивнул Джони и слегка пнул Гнудсона. — Продолжай же, сынок…
Инспектор тяжело вздохнул и выдохнул:
— Что касается Жоры-гастролера, то он, по словам Блонди, сутками напролет глядя телевизор, окончательно свихнулся. Месяца два назад после какой-то передачи по собственной воле сдался в руки правоохранительных органов. Почил в бозе за день до смерти Блонди, окончательно не выдержав всех прелестей тюремного содержания.
Сама Блонди скончалась на моих руках. Вот на этих самых…
Сказав это Гнудсон продемонстрировал всем свои сильные полицейские руки.
— Никаких концов, — сумрачно подвел итог Костас.
— Не совсем так, — опроверг его Гнудсон, вытаскивая что-то из папки, — Будучи еще в сознании, Блонди успела сунуть мне фотографию своих детей. Я забыл сказать, что сразу после родов в кабине башенного крана Блонди сфотографировала всю троицу на память. Вот эта фотография. Скорее всего она нам ничем не поможет, но…
Фото пошло по рукам.
— Но они же все разные, — обоснованно засомневались окружающие, — Один ребенок — черный, второй — смуглый, а третий — вообще белый…
— Такое бывает в природе, — развел руками Гнудсон, — Сначала это мне объяснила Блонди, а потом наши судмедэксперты подтвердили. Такое природное явление называется на латыни «Калор Сплитус Пермаменто». Как вам это объяснить?…
У каждого из нас есть гены всех рас. Абсолютно всех. То есть в принципе мы можем родить кого угодно: красного, зеленого, фиолетового. Но при рождении одного ребенка, как правило, побеждают дружески доминирующие гены однорасовых родителей. То есть, ребенок получается той же расы, что и его непосредственные родители. А вот при рождении одновременно нескольких детей — двух, трех, четырех и так далее — может произойти генное расщепление. И тогда на каждого из детей могут выпасть признаки одной недоминирующей расы.
Так и случилось при родах тройни у Блонди. Одна девочка родилась ослепительно белой, другая — контрастно-смуглой, а мальчик — матово-черным…
Гнудсон вздохнул:
— Вот так в процессе своего служебного расследования мне и удалось немного прираскрыть тайну Кати и ее неординарной семьи. Но, понятно, что работа моя на этом еще далеко не закончена…
Инспектор замолчал, подбирая уместные в таких ситуациях слова.
23. «Крутой поворот»
Гнудсон хотел было завершить свою речь призывом «надеется, верить и ждать». Однако этот трюк ему не удался. Первым нарушил напряженное молчание Джони:
— Ты, действительно, не довел свое расследование до конца, мой мальчик…
— Что ты имеешь в виду, отец? — обернулся к нему Гнудсон.
Джони выпрямился. Так он это делал до пенсии, объявляя задержанным их права. Бывший полицейский знал, что люди, глядя на распрямившегося вдруг перед ними сержанта, становятся более внимательными к тому, что он пытается донести до них:
— Хм… Видимо настало время раскрыть тебе да и всему белому свету еще одну маленькую тайну. Может ты и не догадываешься, но ты — наш приемный сын…
— Я? — изумился Гнудсон.
— Ты, — подтвердил Джони, — Я нашел тебя в своей полицейской машине во время ночного дежурства в тот самый день недели. Отошел, понимаешь, от машины слить, вернулся, а на сиденье малютка. Орет благим матом, фонтаны пускает… Привез я его домой, чтобы перепеленать, молоком горячим напоить. А потом…, потом мы с матерью не смогли сдать тебя в приемный дом. Подумали и решили, что черномазый сынишка нам не помешает. Взяли, так сказать, на развод. До тебя у нас детей не было. А потом сразу видишь сколько наплодили…