Любовь больше, чем правда
Шрифт:
— Слушаем, — не сговариваясь, хором откликнулись присутствующие. В том числе и старик Пилеменос, имевший в рабочем сейфе свои собственные материалы по Кате. Но его папка была явно тоньше той, что держал в руках инспектор в данный момент.
— Так, вот, — затянул Гнудсон, — Для тех, кто не знает: родители у Кати самые разобычные. Отец — Фома Андреев. Мать — Марфа Андреева. Оба — потомственные крановщики…
— Как здорово, — прошептал Константин, поглаживая лежащую на коленях строительную каску.
Гнудсон же не слыша
— Раньше они работали на стройке, теперь — заслуженные пенсионеры-домушники. Кроме дочери, у них есть еще сын Петр. В нем они души не чают, но вот именно из-за его-то нечаянной глупости на семью Андреевых и обрушились тридцать три с половиной несчастия.
Петр был совершенно достойным сыном. Он помогал родителям по хозяйству: ходил в магазин за продуктами, выносил из дома мусор. В школе учился на «отлично» и проходил там как надежда района в области нетождественной математики.
На всем этом его и подловили вьющиеся возле школы грязные теневые дельцы. Как бы между прочим спросили они у Петра, выбежавшего из класса на перемену:
— Сынок, хочешь купить на Рождество своим родителям широкоэкранный телевизор? Чтобы они могли смотреть «Угадай обезьяну» в полном формате.
— Конечно, хочу. Но вы же не добренький дяденька Мороз и не подарите мне бесплатный купон на телевизор, — ответил маленький, но по семейному недоверчивый Петр Фомич.
— Мы даже не Снегурочка, — согласились грязные дельцы. — Но у тебя у самого есть нечто большее, чем бесплатный купон…
Петр вывернул полупустые карманы:
— О чем вы? Я не понимаю…
На это дельцы применили свою излюбленную стратегию с тактикой напополам:
— Мы знаем, что ты обладаешь магическими способностями. Это ведь ты выиграл районную олимпиаду по математике? Или мы ошибаемся?
— Не ошибаетесь, — подтвердил маленький, но гордый за свою семью Петя.
— Ну вот, — всплеснули немытыми руками грязные дельцы, — Тогда тебе ничего не стоит сыграть вот в эту увлекательную алгебраическую игру. Здесь побеждает исключительно интеллект играющего…
И они на пальцах объяснили Пете правила игры в «двадцать одно шимпанзе» (она же «очко», она же «Блэк Джэк»).
Способный Петя сходу обул грязных дельцов на два телевизора и хотел было уже отвалить, но проигравшие его огорошили:
— Как, разве ты не хочешь и своей сестре сделать классный подарок? Выиграй еще раз и купи ей надувного ведущего «Угадай обезьяну» в натуральную величину. Она сможет одевать и раздевать его, имитировать с ним различные игры…
— Конечно-конечно, спасибо, что напомнили, — запальчиво схватился Петя за сальную колоду. Но в этой колоде было пятнадцать тузов и все они в этот раз выпали не ему — до невозможности грязным дельцам.
Он проиграл сначала маленько. Потом немного. Затем побольше. И следом разогретый Петя проиграл все, что мог: свои завтраки до конца школы, портфель и набор карандашей, любимые вкладыши к жвачке, первый поцелуй, новобрачную ночь, зарплату за пять лет, три отпуска, а также и дом родителей вместе с картофельным участком.
Грязные дельцы, естественно, потребовали уплату долга, и грозились заклать бедного пятиклассника в случае промедления во взаиморасчетах. И конечно, Петя не мог поведать обо всем этом своим отчаянно любимым родителям. Он поделился своей подростковой проблемой лишь с сестрой.
Катя ходила к грязным дельцам, упрашивала пощадить безрассудного брата, но для них жизнь человека ничего не стоит. И это действительно было так.
— Мы кончим его без вопросов, — сказал, выслушав ее, один из бандюг, и показал нож с чьей-то не раз запекшейся на нем кровью, — Сегодня же кончим. Нет денег — нет Петеньки. Нет Петеньки — нет проблемы…
В это время то ли на счастье, то ли специально, к столику подошел ихний шеф — мерзкий ублюдок с татуировкой на руке «Жора».
Он профессионально осмотрел девушку и выдвинул новое условие:
— Мы можем оставить его в живых, если ты отработаешь…
— Я отработаю, — обрадовалась Катя.
— Ха, знаешь ли ты, безусая девчонка, какую работу я тебе предлагаю? — злобно глядел он на нее.
— Какую? — конечно же снаивничала девушка.
— Неделю в постели…
— О! — простонал тут Костас, пытаясь в клочья разорвать стеснявшие его дыхание катетеры.
— Спокойно, спокойно, — на всякий случай одел ему на запястья наручники Гнудсон и продолжил:
— Неделю в постели за той перегородкой или… десять месяцев с подносом в этом зале…, — предложил ей бандюга хоть и небогатый, но все-таки выбор.
Конечно, Катя не раздумывала, ведь речь шла о жизни ее брата:
— Десять месяцев с подносом…
Жора обвел зал прокуренной рукой:
— И ты видишь, что это нужно будет делать без верха…
— Я согласна…
Что она еще могла сказать?
Катя подписала контракт и каждый вечер уходила обслуживать это заведение. Представьте себе: в одних крошечных трусиках бегала она между кухней и игровыми столами, разнося выпивку. Каждый считал своим долгом ущипнуть ее за что-нибудь или шлепнуть по чему-нибудь. И она трепетала, но терпела. И каждый день с ужасом ожидала конца смены.
Дело в том, что в пересменку скоты-менеджеры заходили в раздевалку и хватали за подходящие груди первую попавшуюся девушку. Тащили ее в свой кабинет, где уже был накрыт стол для операции надругания. Четыре раза пытались утянуть и Катю…
— А! — завопил было Костас. Инспектор однако невозмутимо и профессионально заткнул ему рот следующей информацией:
— Но каждый раз ее отбивала одна, кхе-кхе, одна восточная подруга. И отбивным скотам приходилось довольствоваться какой-нибудь официанткой, ослабленной хронической нимфо— или меломанией.