Любовь больше, чем правда
Шрифт:
Иллюзий же найти Катю традиционными способами уже никто не питал. Более того, в компании начали появляться совершенно панические настроения.
— Неужели вся жизнь коту под хвост, — неустанно плакали завезенные в дом Пилеменосов Марфа и Фома Андреевы, — может какой маньяк повстречал нашу красавицу на лихом пустыре…
Слушая их, скрипел уцелевшими в ярости зубами Костас. До крови сжимал в здоровой руке золотую черепашку и укатывал в дальнюю комнату, где распахивал окно и подолгу вслушивался в пространство. Порой ему
— Тук-тук…, тук-тук…, Кос-тас…, Кос-тас…
Недобитый влюбленный напрягался. Пытался определить направление сердечного сигнала. Но, увы, каждый раз Костас обнаруживал, что это барабанит всего лишь его собственный пламенный мотор. Катя же, очевидно, была где-то слишком далеко. А может быть по отношению к нему ее сердце билось слишком слабо?
Запутавшись в вопросах и окончательно отчаявшись, потеряв надежду найти Катю без использования средств массовой информацию, он дал в газету объявление о драгоценной пропаже.
— Только найдись, Катя, — скитался по дому его напрочь такой же безумный отец, — Только найдись и я во всем раскаюсь. В своем некорректном отношении к девочкам, во взятках налоговой инспекции, в финансировании выборной кампании нашего мерзавца-мэра, в поставках горючего террористам… Я хочу смотреть честными глазами в глаза моего честного внука…
Приняв такое решение, он без колебаний обратился к сыну:
— Только бы она нашлась, и я сам поеду за Катей. Пусть даже и на край света. Ты, ведь, пока не можешь пользоваться конечностями… Только бы она нашлась. Только бы она нашлась…
Как заклинание повторял он эту фразу, присев рядом с коляской Костаса. Руки и ноги его наливались свинцом. Тяжелели веки. Когда же глаза Пилеменоса Старшего закрылись, то увидел он как в дом боком-боком проник степенный Отец Прокопий. Этот человечек молча окропил журнальный столик и что-то беззвучно прошамкал.
Отец Костаса не расслышал, но он прочитал по губам старца букву за буквой.
— Да это же адрес Кати! — взвопил Пилеменос и усомнился, — Откуда он его знает?
Спрашивать Святого Отца уже было невозможно. Тот исчез также неуловимо, как и появился. И тогда старик Пилеменос решил:
— А впрочем какая разница. Главное, что он есть у меня…
Пилеменос переписал заветный адрес на бумажку, вскочил и хлопнул по плечу ни о чем не подозревающего сына:
— Я еду, еду, еду…
Папашка шустро выбросился на улицу к лимузину, но не обнаружил в нем водителя:
— Вот черт, ну где же он?… Бывает же такое, — забегал вокруг машины Пилеменос, — Впервые за десять лет службы водитель отлучился куда-то, не отпросившись. И именно сегодня. Именно сейчас. А может быть есть еще порох в пороховницах?…
С этими словами старик сам вцепился в руль. Он не водил машину лично лет тридцать. Но Пилеменос помнил как сдавал когда-то
— Ничего. Тяжело в учении, но в бою спою. Вспомнишь еще меня добрым словом…
И старик помянул:
— Спасибо тебе. Как ты там напевал: «сцепление, газ, эх, раз, еще, раз…»
Автомобиль послушно рванулся с места. Стрелка спидометра также послушно прилегла на правый бок.
— Двести пятьдесят километров в час, — удовлетворенно отметил себе Пилеменос и чуть-чуть расслабился: — Скоро. Теперь уже очень скоро…
Он мигом пролетел семьсот восемьдесят пять километров. Вот уже мелькнул и указатель города, где жила Катя.
До ее дома оставалось каких-то два километра, когда его старые руки дрогнули. На крутом как наркомафия повороте Пилеменос не удержал руль. Лимузин откормленным пеликаном взмыл над кюветом.
Полет. Удар. Взрыв. И угасающая в пламени мысль «Неужели не успел…»
Но он остался жив. Более того: ноги-руки его были целы. Пилеменос мог шевелить ими. И даже ходить с их помощью.
Ободранный, с кровавой царапиной на лбу старик выбрался-таки из пылающего костра на центральную улицу. За его спиной мощно рванул объемистый бензобак лимузина. Но он не расслышал. Он слишком торопился.
Как один бросились к старику на помощь прохожие и проезжие. Но хромающий Пилеменос отвел их благородные руки:
— Я должен сам…
24. «На дальней станции»
— Господи, вы? — отшатнулась от дверей Катя. На пороге перед ней стоял старый и до невозможности ободранный Пилеменос. Лоб его был расцарапан просто до неузнаваемости. По телу пузырились ожоги первой, второй и даже третьей степени.
Катя растерялась. Но лишь на мгновение. Она вспомнила обязательные во всех кафе и ресторанах тренировки по родовспоможению, промыванию желудка, а также курс ликвидации последствий опрокидывания горячих борщей, чая и грога. Сообразив, Катя бросилась к пострадавшему с карманной аптечкой:
— У вас все цело? Вы себя чувствуете? Где помазать?
Пилеменос лишь отмахнулся, обдав ее гарью:
— Все в порядке. Главное, что я нашел тебя, невестка…
— Как вы сказали? Невестка… — Катя медленно опустилась на пол от такой негаданности, — Я не, не…
— Ты не ослышалась… — перемялся с ноги на ногу старичок, — Я многое передумал и во многом переменился. И я действительно хочу, чтобы ты стала женой моего сына, стала моей невесткой, стала матерью моих будущих внуков…
Пилеменос понурил голову:
— Прости меня, если я когда-то чем-то как-то где-то невольно обидел тебя. Не держи на меня зла… Все, что я говорил и делал, было рождено моей слепой любовью к сыну. Теперь моя любовь зряча, и я понимаю, что Костас не может жить без тебя. А ты без него. Верно?…